Родное гнездо
Шрифт:
— О, вот это уже по моей части! — внезапно подключился к беседе отец.
— Миша у нас провожал международный экипаж тростниковой лодки «Тигрис», — пояснила тетя Таня, — той самой, где были Тур Хейердал и Юрий Сенкевич.
— Неужели? — изумился Борис Михайлович, и беседа свернула на новую тему.
Разговор затих только за полночь. Как в старые добрые времена.
Лишь на следующий день речь зашла о глубинной цели визита. Борис Михайлович немного помедлил, собираясь с мыслями, а потом сказал:
— Раз уж мы все сегодня здесь собрались, хочу оставить
— Конечно, все сделаем, закажем крест…
— Нет-нет, вот этого как раз не нужно. Я уже говорил, что атеист, и христианские символы для меня ничего не значат. Мне бы хотелось другого.
— Чего же?
— Миша, помнишь, мы с тобой ходили по тропинке мимо Рожковых, и там еще был такой здоровенный камень?
— Конечно, об него еще наш дед спотыкался.
— Вот пусть тот камень и станет мне памятником. Никаких скульптур и надписей, просто камень на кладбище и на нем небольшая медная табличка, где фамилия и дата, больше мне ничего не нужно. Только уж сделайте обязательно. Сможете?
Тетя Таня никогда не давала пустых обещаний, просто так, чтобы успокоить собеседника. Да и вопрос был серьезный, поэтому она подробно продумала кому и что нужно будет сделать, с кем поговорить и кому заплатить, и только после этого сказала:
— Хорошо, Борис Михайлович, я все сделаю, не волнуйтесь.
И он знал: она действительно сделает все, что в ее силах. В свое время настал день, и грубый серый камень с табличкой появился на Кедринском кладбище, где удивляет редких посетителей и поныне. Надпись на табличке гласит: «Колюмбов Борис Михайлович 1919 — 1995 гг. Военный врач, хирург». Вот так, лаконично и строго, точно как он хотел.
* * *
Сентябрь 1984 года, Город, 19 лет
Сентябрь уже не просто всплакивал. Он рыдал артиллерийскими залпами ливней. Возможно, поэтому третий курс у студентов начался не с занятий, а с поездки в колхоз почти на месяц. Холод, нескончаемые дожди, грязь, странная и малосъедобная еда, обитание в бывшем коровнике, наскоро переделанном во временное общежитие, — это была совсем другая реальность.
Разумеется, Торик тоже оказался там, но он присутствовал на месте чисто физически. А мысли его чаще всего занимало изучение новой книги по программированию. Впрочем, некоторые события или картинки из той жизни настолько его удивили, что пробились даже в его спящее сознание и прочно осели в памяти.
* * *
Картинка первая. Зарядили те самые дожди, лупят уже пятый день. На работу не возят: в поле не въехать, но наружу-то выбираться все же приходится. На главной улице деревни глина раскисла так, что и на грузовике не проехать, хотя в сапогах кое-как пройти можно. Торик идет в столовую, проваливаясь в сметану грязи на всю ступню и оставляя глубокие следы.
Работают ноги — шагать,
Навстречу осторожно пробирается Рената, сомнамбулически глядя под ноги, и Торик вынужден на минутку отстраниться и пропустить ее, иначе свалятся в грязь оба. Он оборачивается, машинально смотрит на цепочку своих следов и безмерно удивляется. На последнем отрезке, том самом, где он мысленно тянул себя за уши, шаги, конечно, тоже отпечатались. Вот только глубина их оказалась раза в три мельче, чем раньше! Как такое может быть?! Случайно попалась почва потверже, не так раскисла от дождей? Или все-таки в подходе ниндзя и правда есть что-то рационально-мистическое?
* * *
Картинка вторая. Кое-как Торик доплюхал до столовой. Сегодня за одним из столов сидят не студенты, а местные, механизаторы. Пьяные? Да вроде нет, просто возбужденные, что-то обсуждают. Доедают свои порции и вдруг говорят: «А пойдем, покажешь?» Спорщики направляются к выходу. Один из них, кряжистый мужичок в картузе, лихо сдвинутом набок, бросает студентам: «Пошли тоже, вы такого нигде не видали, ежели Семеныч не соврал». Торик вопросительно оглядывается на «своих» — Коля Перчик деловито кивает и устремляется за мужиками, за ним неторопливо идет грузный Игорь Фокин. Девчонки на провокацию не поддались и остались доедать обед.
Далеко идти этой странной компании не пришлось. То, что с виду напоминало небольшой пруд, на деле оказалось огромной грязной лужей, куда вполне могли бы вместиться сразу несколько человек в полный рост. Что там у них, интересно? В яму угодила лошадь? Человек? Кто-то из местных?
Мужики машут руками, азартно подначивают друг друга, спорят. Раздобыли где-то длинную палку и суют ее в центр лужи. Раздается глухой звук от удара под водой: ага, значит, там точно что-то есть, и большое. Загадка, видимо, скоро прояснится, ведь Василич уже подгоняет гусеничный трактор, а мужики стальным тросом прицепляют его к чему-то пока невидимому в центре суперлужи.
Василич — мастер своего дела. Местные рассказывали, что однажды пригласили его на свадьбу. Разумеется, приехал он на своем тракторе. Свадьба пела и плясала два дня, сколько было съедено и выпито — не перечесть. Но тут приключился перебор даже в бездонных масштабах Василича: напился так, что стал совершенно невменяем. Он не ругался и на людей не бросался, но имелась у него особая Миссия, помешать которой физически не могли никакие обстоятельства, не говоря уж о десятке односельчан, пытавшихся его отговаривать.