Родное гнездо

Колюмбов Жорж

Гром грянул вполне закономерно. В своем любовном угаре Роберт с Алиной едва находили время на еду, что уж говорить об учебе? Но если Роберт крутился вовсю, используя острый ум и деловую хватку, то Алине приходилось туго. Она не была глупой — ей просто не хватало времени и сил на учебу.

Еле-еле одолев зимнюю сессию, Алина дозрела до мысли, что с этим надо что-то делать. Реже встречаться они не хотели. Оставались другие способы. Она и раньше пользовалась шпаргалками, теперь же овладела этим искусством мастерски. Но это решало не все проблемы: преподаватели прекрасно знали все типичные уловки студентов. Им нужны

были инженеры, а не фокусники.

Количество «хвостов» и «неудов» стремительно росло. Роберт, как мог, помогал ей. Лишь благодаря его усилиям ее еще не отчислили за неуспеваемость. И все же Алина неуклонно опускалась на дно.

— Вот так, — скорбно закончил друг. — И я уже не знаю, что делать.

— Слушай, если все так плохо, может, вам правда как-то притормозить?

— Как?! — Роберт даже вскочил, уронив чайную ложку.

— Не знаю, сделайте паузу. Вынужденную.

— Ты не представляешь, о чем говоришь!

— Зато представляю, что от вылета из Универа ее отделяет всего неделя или две.

— Да знаю я! Знаю! Ты не понимаешь. Это как… зависимость. Это сильнее человека. Умом все понимаешь, но ничего не можешь поделать — все равно вечером к ней идешь.

— А иначе?

— Иначе — ломка. Мы пробовали.

— И… как?

— Никак! Жить не хочется. Незачем становится жить, и быть, и вообще…

— Но вы же все-таки смогли?

— Да ни фига мы не смогли! Под утро все равно кто-то из нас срывался и пробивался к другому сквозь все кордоны. Один раз пришлось мне Серегу моего выставить из комнаты в одних трусах. Прямо как спал, так под пинки и пошел искать себе новое место. Успел только простыней в него кинуть…

— Кошмар какой! — Торик рассеянно поворошил шевелюру. — Может, тогда вам… пожениться?

— Поздно. Надо было раньше, да кто ж знал. Сейчас уже ничего не успеть.

— Да что же у вас за любовь-то такая, нечеловеческая?

— Почему? Говорят, настоящая она именно такая и бывает. Ладно, что мы все про меня? Твой друг этот, как его, Степан, что ли?

— Семен.

— Да. Он просто так приходил, или какие новости есть по прибору?

Рука Торика, наливавшего чай, дрогнула. Внезапно его коснулось неприятное предчувствие: если выдать Роберту все как есть, пожалуй, будет только хуже. Поэтому он рассказал только об успехах в засыпании. А о своих странных видениях и электролите умолчал.

Роберт слушал очень внимательно, потом даже печенье отложил. Он расцвел улыбкой, внезапно вернулось обаяние, а в голосе зазвучала бархатистая заинтересованность:

— Слу-ушай, а давай его на мне попробуем, вдруг получится?

Торик согласился. Нацепил шлем (без всякого электролита), уложил Роберта на диван, настроил прибор на тепловую волну без подачи напряжения. Дальше вышло непонятно — то ли от постоянного недосыпа, то ли от плотной еды, то ли прибор после доработки и правда стал работать четче, но через пару минут Роберт стал подремывать, а потом, к удивлению Торика, мирно засопел. Через двенадцать минут проснулся отдохнувшим и посвежевшим. Рассказал, что успел даже сон увидеть.

— Отлично! Все работает, точно как обещали в журнале!

Роберт сразу посерьезнел, выпрямил спину, подобрался и сказал, что хорошо бы такую штуку попробовать на других. А там, глядишь, и заработать на этом получится. Таким замечательным находкам нельзя пропадать. Наука и

техника должны служить людям!

Звучало все это очень патетически и почти убедительно. Но Торика обуревали противоречивые чувства. Ему не хотелось отдавать новую игрушку в чужие руки — он и сам еще толком с ней не освоился. Хотя понимал, что об этом говорить не стоит. А Роберт настаивал, что возьмет на себя не только устройство, но и все риски.

В итоге сошлись на том, чтобы попросить Семена сделать еще одну версию — компактную, чтобы располагалась на шлеме. «Без контактов, потенциалов и электролита», — мысленно добавил Торик. И улыбнулся. На душе стало легче: похоже, он все придумал правильно.

Глава 20. Философия жизни

Март 1984 года, Город, 18 лет

Острое до треугольности лицо Роберта застыло. Обычно он бурлил идеями и азартно улыбался в предвкушении очередной авантюры. А теперь взгляд его словно уперся в невидимое и неприятное нечто.

— Дай гитару, что ли, помучаю? — меланхолично, почти без интонаций сказал Роберт. — Валерыч на днях очередной шедевр выдал. Говорит, последний.

— Может, обойдется?

— Вряд ли. У него хронические задолженности по семи предметам. Замдекана уже отчаялась: ходила, просила, переносила ему зачеты.

— Он совсем не учится? Вроде умный парень?

— Ты не понимаешь: он вошел в штопор. Сначала по глупости, потом еще эта его бросила.

— И запил?

— Валерыч-то? Нет, не запил. Не тот характер. Он забил! На всех и на все. Укатил в агитационный тур — нести эсперанто в массы. Потом вернулся, а тут зачеты, туча лаб пропущена, про лекции я уж не говорю. И знаешь что?

Он сделал эффектную паузу и даже слегка оживился, гневно сверкнув глазами:

— Она. Его. Простила. Она! По мне, там с самого начала все было безнадежно. Но сердцу не прикажешь. Теперь у него одна дорога…

— Отчислят? Уедет домой, в Ереван?

— Нет, сразу в армию. При отчислении за неуспеваемость все отсрочки снимаются.

— Ого.

— Так тоскливо на душе. Все мы по краю… — И снова голос стал еле слышен.

Роберт помолчал, перебирая струны. Вторая оказалась чуть-чуть недотянута, но так песня звучала даже выразительней. Казалось, гитара не только подыгрывает негромкому голосу, но и оплакивает судьбу влюбленного поэта. Простое гитарное арпеджио, нехитрые аккорды и слова песни сплетались в единую горькую исповедь.

Где же я был? Что я искал?

Все, что нашел, все потерял.

И в этой ночи, как мотылек,

Я увидал твой огонек.

Но огонек был непростой,

Словно решил позабавиться мной.

Не обмани! Больно терпеть!