Родные гнездовья
Шрифт:
Когда все питерские и архангельские новости были поведаны и выслушаны, выпит коньяк и испробованы многочисленные дары печорских рек, лесов и подворий, Алексей Иванович объявил, что проводит зятя до Кожвы.
— Тебя-то куда, старого, несет, — запричитала Наталья Викентьевна. — Распута на носу, на Печоре скоро забереги.
— А они что, мать, — кивнул исправник на гостей, — пусть тонут?
— И их не пущу! — повысила голос теща. — Вскроется Печора — поезжайте на здоровье.
— Так и усидели они, на манер цыплят около клуши, — улыбнулся Алексей Иванович. — Да и мне в верхнепечорских волостях побывать надо, — серьезно добавил он.
— Не хуже
— Вот вишь, что добрые-то люди советуют, а ты — «не пущу»!
— Вам бы только из дому ускочить: не погостили, не поговорили, и скорей за порог, — не сдавалась Наталья Викентьевна.
— Насидятся, мать, успеют, — дело-то у них какое — надо им обойти весь Печорский край. Собирай-ка нас завтра в дорогу...
Алексей Иванович за многолетнюю службу хорошо знал, как труден путь в весеннюю распутицу по редким верхнепечорским селам. Какой крестьянин согласится гнать по опасному льду измученную зимним извозом лошадь?
«Меня же, — рассуждал он, — ижемские богатеи домчат до Кожвы с колокольцами, бесплатно. Капиталы Андрюшины мне ведомы... Хоть так помогу...»
На тысячу сто верст конного пути от Архангельска до Кожвы, к самой границе Пермской губернии, ушло у Журавского и Шпарберга всего три недели. Радовало и то, что путь этот проделали они за треть настоящей его цены. Капиталы Андрея, если учесть, что все научные общества и Академия наук смогли выделить только сто рублей, были действительно невелики. Этих ста рублей, не будь Ефимки-писаря и тестя, не хватило бы и на путь до Кожвы. Хотя часть экспедиционного багажа и была оставлена в Архангельске с Верой, ехали они далеко не пустыми.
Кожва встретила их пьяным разгулом. Приходский священник, у которого остановился исправник с гостями, жаловался:
— Начисто спивается село, Алексей Иванович. Пьют женщины, пьют дети. А какими трезвенниками слыли до чердынцев лесные зыряне! Ижемцы хотя и зырянских корней, но пошире живут, подале бегают, потому избалованы наживой ранее.
— В чем же причина? — полюбопытствовал Журавский. — Почему так быстро рушатся вековые устои?
— Что тут дивиться, когда на сорок тысяч жителей уезда в одни только казёнки завозится в год сорок тысяч ведер водки, — ответил за священника Алексей Иванович.
— По ведру на душу, включая и грудных детей? — удивился Шпарберг.
— Это только в казёнки, — подчеркнул исправник. — А сколько везут по зимнему сибиряковскому тракту чердынцы? Был ли, батюшка, на весенней-то ярмарке в Якше?
— Ездил, Алексей Иванович, ездил. Думал, окрещу какого-нибудь язычника, да какое там святое крещение: пьянство, блуд, торговлишка.
— Алины-то были?
— Да разве они пропустят — всю пушнину забрали.
— Дорога ль была пушнина-то?
— А не поймешь, Алексей Иванович: у Алиных все задатчики и расплачиваются дорогой пушниной за старые долги. Белки были по тридцать пять копеек. Две белки за бутылку водки — так больше они шли.
— Бутылка же стоит сорок пять копеек?
— Так то в казёнке, Алексей Иванович, а в Якше казёнки нет.
— А средь кожвинских зырян почем водка?
— Три белки за бутылку, Алексей Иванович, — вздохнул священник.
— Дорогую ты нам, батюшка, водку выставил — то-то мой зятюшко и
— Пять домов да сотня алинских амбаров — вот и вся Якша.
— Сколько же товаров хранят Алины в амбарах?
— К весне по зимнему тракту завозят миллиона два пудов.
— Разворот, брат, у них! Вот так-то, Андрей, торгуют здесь. Спасибо, батюшка, на угощении, — поблагодарил исправник хозяина, вставая из-за стола. — Посоветуй-ка, с кем тут лучше моему зятю с другом отправиться на Урал. Проводника им надо надежного, знающего, ибо дело у них великое.
— Подумать и решить достойно надобно такие дела. Есть тут учитель из ссыльных, — испытующе глянул поп на исправника, — Алексей Мохнатых, так оный в тайгу ходит с Ильей-Васем. Сведу я их с ними.
— Сведи, батюшка, ссыльные тоже люди. Ну что ж, Андрей и Михаил, в добрый путь вам, — стал прощаться Алексей Иванович. — Веру с багажом я встречу, Никифора к вашему приезду закажу в Усть-Цильму, продукты и летнюю одежду приготовлю. Да хранит вас господь, Андрей. Дай-ка обниму тебя напоследок да и тронусь в обратный путь.
Политссыльный Алексей Егорович Мохнатых и местный охотник Илья-Вась оказались сведущими и полезными людьми. Угодья промысловика-зырянина были в верховьях реки Аранец, куда надо было попасть Журавскому и Шпарбергу до половодья. Там Андрей намеревался найти отроги хребта Адак-Тальбей, где-то смыкающегося с Северным Уралом. Часть хребта от горы Адак на реке Усе до Вашуткиных озер они разведали и нанесли на карту в прошлом году, южного же продолжения этого хребта пока ни на одной карте не было.
Академик Чернышев согласился с доводами Журавского, что открытая часть хребта Адак-Тальбей имеет структуру, отличную от Уральских гор. Но, любящий во всем законченность, он предупредил: «Ваш Адак-Тальбей будет нанесен на все карты только тогда, когда будет ясен от начала до конца». — «Неужели, Федосий Николаевич, после обработки такого материала у вас еще остались сомнения?» — спросил тогда Андрей академика. «У меня нет сомнений, — ответил Чернышев, — но дело не только во мне, батенька мой. Идите сюда, — подозвал академик Журавского к столу. — Во время работы с вашими материалами я вновь просмотрел отчеты экспедиций на Северный Урал профессоров Гофмана и Ковальского. Кроме двух профессоров лазили там два картографа Генерального штаба и поручик королевской датской службы, ведший зооботанические наблюдения. Геолог-профессор, — подчеркнул Чернышев, — около горы Адак сделал такую запись: «Кругом парма — то есть тайга — и в обнажениях совершенно нет окаменелостей». Два раза Гофман лично поднимался по Усе и Воркуте до Пай-Хоя и пришел к выводу, что там выходов коренных пород нет. Отчеты этой экспедиции считаются фундаментальными. А тут гром средь ясного неба: студент Журавский нашел в центре Большеземельской тундры самостоятельное структурное поднятие! Я понимаю, батенька мой, как вам было больно, когда вас высмеивали за дипломную работу о пышной растительности на линии Полярного круга, ведь экспедицией Гофмана недвусмысленно записано: «...мы сделали новейший вывод, способный опровергнуть любые заключения о богатстве растительности Северного Урала». Вы вели речь о богатых лугах Усы, которая течет по широте Полярного Урала, а Гофман отрицает наличие таковых даже в верховьях Печоры, на широтах Северного Урала. Кому верить?» — «Но вы-то, Федосий Николаевич, знаете, что это не так». — «Ничего, батенька мой, я не знаю — я не был там, а профессор Гофман был... Вот так-с...»