Родом из детства
Шрифт:
Так думает он, так думают окружающие. Но если копнуть, то вдруг окажется, что он крайне неуверен в себе, или патологически боится близости с женщиной, или завидует кому-то… Причиной для алкоголизма может стать что угодно – комплекс неполноценности, чувство вины, желание привлечь к себе внимание и даже ненависть к себе и стремление к саморазрушению. Да мало ли что ещё!
Осталось разрешить один вопрос. Почему пью я? Отчего один, а то и два раза в год я ухожу в страшный запой? И с каждым годом эти запои становятся
Раньше я всех уверял, будто это такой своеобразный отпуск. Своего рода побег из повседневных будней. Временный отдых и забвение… Но простите меня. Что это за отдых, после которого ты минимум неделю приходишь в себя, по крупицам восстанавливая силы и здоровье? Что это за отпуск, из которого ты когда-нибудь можешь вообще не вернуться?
Мы пили беспробудно двое суток.
Потом Танелюк неожиданно заявил, что от водки у него разыгралась изжога и теперь он будет пить исключительно вино. Красное. Сперва креплёное. Весь сегодняшний день. А с завтрашнего дня – сухое. И, дескать, таким макаром он легко и безболезненно выскочит из этой незапланированной пьянки.
Назавтра он отправился за вином и не вернулся.
Прошло семь часов. Я продолжал пить один.
Скоро водка кончилась. И мне стало страшно. Мне стало страшно, и я включил телевизор. Долго переключал каналы в поисках чего-то доброго и спокойного, но ничего подобного найти не смог.
Страх меня не покидал.
Я хотел выйти и купить себе чего-нибудь выпить, но боялся, что тоже не вернусь, что пропаду, исчезну, сгину, как Седой.
Я говорил себе: твой страх необоснован. Тебе нечего бояться. Преодолей свой страх. Встань и иди.
И отвечал себе: я не хочу рисковать.
Беспричинный страх означает, что моя нервная система расшатана. Разум уже не в силах успокоить убедительно и логично мою затравленную душу в том, что всё в полном порядке и опасаться нечего, потому что он – разум – отравлен алкоголем. Я никуда не пойду.
Прекрати! Твою тревогу снимет как рукой, лишь только ты немножко выпьешь.
Я не хочу больше пить. Я устал.
Ничего подобного, ты можешь. Ты крепок и силён. Я в тебя верю, крепыш!
Но я хочу спать!
Отставить спать! Это преступная и подлая мысль. На морозе людей клонит в сон… Засыпая, они чувствуют тепло, но это смерть… Ты ведь не хочешь умереть?
Мне уже всё равно, я устал…
Не хочешь пить – не пей. Но сходи и купи, чтоб было. После чего можешь спокойно уснуть. Зато когда ты проснёшься, твоё состояние будет очень хреновым и ты подлечишься. И вспомнишь меня добрым словом.
Хорошо, сказал я себе. Придётся идти. Сначала Седой, теперь я… А за мной идти уже будет некому. Я уйду и не вернусь вслед за товарищем, но если я о нём помню, то обо мне вспомнить будет некому,
Наверное, поэтому я послал короткую смску одной моей… близкой знакомой… Бывшей близкой знакомой. Я написал ей: «Марина, я иду за Седым и за водкой, хотя у него от неё изжога».
Отчетливо помню, как я отправлял смску… Как отправлял – помню, а вот как я у Марины очутился в квартире – не помню совершенно.
Предполагаю, что, наклюкавшись в хлам, я включил автопилот и тот привёл меня по забытому маршруту на старый аэродром.
Заявиться к бывшей, с которой с таким трудом расстался этим летом, и заявиться в таком разобранном состоянии – хуже придумать было нельзя.
Мы встречались с ней пару лет и даже какое-то время вместе жили, но я никогда её не любил. Скажу больше, я даже сомневался в том, что она любит меня, хотя Марина неустанно и навязчиво доказывала мне свою любовь.
Мы расстались, лишь только Марина захотела официально оформить наши отношения. С тех пор я ни разу не пожалел о разрыве. Но вот очутился у неё… Вероятно, по пьяни мне захотелось любви и ласки…
Смутно помню, что я был выкупан и чуть ли не насильно накормлен куриным бульоном.
К утру я отрезвел, и наступило похмелье. Очень тяжёлое похмелье.
Меня разбудил телефонный звонок.
Я с большой неохотой приоткрыл глаза. Понял, где нахожусь. Пронзительные прерывистые звонки настойчиво продолжали насиловать мой слух.
Со стоном я потянулся к трубке.
Тихий голос Марины был полон нежности и сострадания.
– Здравствуй, милый. Как ты себя чувствуешь?
– Нормально, – прохрипел я, хотя чувствовал себя хреново. – Ты где?
– Я на работе.
– Когда вернёшься?
– Завтра вечером.
– Что?!
– Мы же договорились. Ты сам просил помочь тебе.
– Что это значит?
– Ты просил запереть тебя на двое суток. Чтоб ты перестал пить.
Моё сердце бешено заколотилось.
– Хочешь сказать, что я не могу отсюда выйти?!
– Ты именно этого хотел.
– Да я же сдохну здесь, дурра!
– Перестань, всё будет хорошо…
– Да ты понимаешь своими куриными мозгами, что нельзя так резко прекращать пить?!
– Не кричи на меня…
Я принялся лихорадочно соображать.
– Запасные ключи в доме есть?
– Я их забрала… Всё сделала, как ты просил…
Пришлось сменить гнев на милость и дипломатично перейти на просительный жалобный тон.
– Ну хорошо… Ты могла бы сразу после работы приехать домой? А ещё лучше – отпросись пораньше, пожалуйста…
– Ты предупреждал, что будешь просить об этом.
– Рад, что мной всё предугадано, но концепция изменилась.
– Лёня…
– Я умоляю тебя, Мариночка… Я же могу умереть.