Рокки, последний берег
Шрифт:
Александр
Он писал без передышки весь день, прерываясь, только чтобы принести чего-нибудь поесть из кухни. В этом последнем романе он хотел все высказать и все в него вместить. Он знал, что впечатление это, вероятно, произведет уму непостижимый хаос, но был готов. В последнем романе Александр плевать хотел на классические формы, на академизм, в него будут вложены все возможные мечты, все мыслимые кошмары, опыт всех действительностей, свет всех глаз, звук всех голосов, содержание всех познаний,
Амбиции были непомерные.
Он это знал.
Но такой же непомерной была его ответственность.
Роман должен был стать последним свидетельством человечества, а он — последним летописцем истории, начавшейся несколько миллионов лет назад и закончившейся на этом острове, в этом доме, за этим столом, на страницах этой тетради.
Он уснул сидя, обхватив голову руками, и, проснувшись с первыми лучами зари, продолжал писать до следующей ночи.
По мере того как Александр писал, он мирился со своей участью. Он не противился больше судьбе, и его печаль улетучивалась, как утренняя роса.
Назавтра на рассвете у него болела рука, болела шея, болела спина. С годами его тело потеряло привычку сидеть несколько часов кряду. Он встал со стула, потянулся и неуклюже выполнил несколько гимнастических упражнений.
И вдруг замер.
В окно своей комнаты он увидел поднимавшийся над морем столб черного дыма.
Дым шел оттуда, где находилась яхта. Александр вспомнил свой спор с сестрой, когда стало ясно, что она решила уплыть.
Что же произошло?
Он поспешно обулся с бешено колотящимся сердцем, понимая, что прямо сейчас разыгрывается драма.
Уже выходя из комнаты, он увидел подсунутую под дверь записку. Это был неуклюжий почерк Жанны: «НЕ ИЩИТЕ МЕНЯ. Я ХОЧУ УМЕРЕТЬ СПОКОЙНО. Я НЕ МОГУ БОЛЬШЕ ТАК ЖИТЬ. ПРОЩАЙТЕ».
Он побежал в комнату сестры.
Пусто.
Куда она могла пойти? Он должен что-то делать, помешать ей совершить глупость! Он хотел с ней поговорить, сказать, что всегда есть причина попытаться жить, пусть даже крошечная, но причина, какой-нибудь пустяк, за который можно ухватиться. Он, например, решил написать последний в истории человечества роман, и она тоже наверняка найдет какой-нибудь новый смысл в жизни, хоть и кажется, что смысла в ней больше нет.
Он рванул в гостиную, нашел там отца, мокрого, растерянного, половина лица распухла, как будто его ударили.
— Жанна! — крикнул Александр и показал записку.
Отец прочел ее и пришел в ужас:
— Это… Я сделал это ради нее. Она бы погибла в этом плавании!
— Надо ее найти! Надо искать всем вместе!
Он бросился в родительскую спальню. Там стоял кисловатый запах непроветренной больничной палаты. Мать лежала на кровати
— Мама! Мама! Проснись! Жанна хочет сделать глупость! Ты должна помочь нам ее искать! Сейчас.
Элен застонала, открыла мутный глаз:
— Что?
— Если мы не найдем Жанну СЕЙЧАС ЖЕ, она ПОКОНЧИТ С СОБОЙ! — завопил Александр.
Мать с трудом села. Каждое движение давалось ей сверхчеловеческим усилием. Она была голая. Александр отвел глаза и показал ей записку.
— Боже мой! — воскликнула Элен.
Она набросила халат, валявшийся в изножье кровати, пошатнулась, чуть не упала, сын успел ее поддержать.
— Мы должны искать все вместе! Таку нас будет больше шансов ее найти.
Они обошли дом, но впустую, после чего решили разделиться и прочесать остров. Договорились, что Александр пойдет на север, туда, где скалы выдавались на несколько десятков метров в море. Отец на юг, к галечному пляжу, а мать на восток, где был пришвартован «Зодиак».
Александр бежал на север, мысленно умоляя сестру: «Не делай этого! Не делай этого, пожалуйста!»
Элен
Слишком много химии было в ее теле.
Она пыталась отвлечься, но едва держалась на ногах, а мысли терялись в густом тумане.
Элен казалось, что на голову ей положили матрас, а тело набито ватой. Во рту пересохло, поле зрения сводилось к яркой булавочной головке в конце темного коридора.
Она вышла на пляж, где лежал мертвым тюленем наполовину сдутый «Зодиак». От яхты остался только кусок горелого пластика, бесформенный, дымящийся, трагический, депрессивный.
Элен позвала:
— Жанна!
Ответа не было.
Фред
Фред кричал, надрывая голосовые связки:
— ЖАННА! ЖАННА! ЖАННА!!!!!
Он проклинал себя, сознавая, что это его вина.
Он не понял отчаяния дочери. Он никогда ее не понимал.
Он никогда не хотел ее понять.
Он вообще никогда ничего не понимал.
Жанна
Она спряталась под своей кроватью.
Укрытие было таким очевидным, таким наивным, что никому и в голову не пришло искать ее там.
Она слышала все их разговоры, всю суету, пока они организовывали поиски.
Подсунуть записку под дверь комнаты брата было хорошей идеей.
Они все, конечно, ударились в панику.
Когда все ушли, Жанна взяла пляжную сумку, валявшуюся в шкафу, и спустилась в подвал.
Она порылась среди моющих средств, нашла бутылки технического спирта, уайт-спирита и большой запас геля для розжига мангалов и барбекю. Жанна взяла все бутылки, на этикетках которых стоял предупреждающий знак — оранжевый язычок пламени.