Рокоссовский: терновый венец славы
Шрифт:
– Так почему же мы не наступаем немедленно?
– произнес Верховный с нажимом на слово «немедленно*.
– Как я предлагал?
– Нам необходимо перегруппировать силы, - ответил Антонов, уловив сочувствующий взгляд Рокоссовского.
– Оборону мы рассматриваем не как самоцель, а как вынужденную меру, которая позволит нам хорошо подготовиться к решительному наступлению.
– Хорошо, товарищ Антонов, продолжайте, - сказал Сталин, прикурив трубку.
– Я хотел бы обратить ваше внимание на то, что выгодное для нас оперативно-стратегическое положение, сложившее к весне 1944 года, остается
– Но там у нас все шесть танковых армий, - произнес Сталин, попыхивая трубкой.
– Так, товарищ Жуков?
– Так точно, товарищ Сталин!
– ответил тот.
– Но войска устали, снабжение их нуждается в серьезном улучшении.
– Говорите дальше, товарищ Антонов, - сказал Сталин.
– Если бы на этих направлениях мы попытались наступать сейчас, то нам предстояла бы длительная кровопролитная борьба с весьма сомнительным успехом. Нет заманчивых перспектив и на Севере, - Антонов неожиданно закашлялся, но вскоре продолжал обычным деловым тоном.
– Там разгром противника мог привести только к выходу из войны Финляндии, а для самой Германии угрозы бы не представлял.
Сталин, раскуривая трубку, вышел из-за стола, подошел к Антонову и сосредоточенно начал разглядывать карту. Антонов посторонился и стал рассматривать какие-то бумаги, лежавшие на столе. Наступила короткая пауза.
– Как вы называете линию фронта, которая сложилась на западном направлении севернее и южнее Полесья?
– спросил Верховный, не отрывая взгляда от карты;
– Белорусский балкон,- ответил Антонов.
– «Белорусский балкон», - повторил Сталин, усмехнувшись.
– И чем же он не нравится Генеральному штабу?
– Он прикрывает путь нашей армии на Варшаву, - сказал Антонов, работая указкой.
– Он может служить плацдармом' для фланговых ударов противника в случае наступления наших войск к границам Пруссии. Кроме того, с территории Белоруссии можно осуществлять авиационные налеты на Москву. Наконец, войска противника, занимающие «Белорусский балкон» и имеющие возмбжность быстро маневрировать по хорошо развитым железнодорожным линиям и шоссейным дорогам, сковали здесь весьма крупные силы нашей армии.
– Антонов повернулся к Сталину.
– Все эти обстоятельства, товарищ Главнокомандующий, заставили Генеральный штаб рассматривать наступление в Белоруссии с целью разгрома находящейся там крупной группировки противника как важнейшую задачу на современном этапе борьбы с фашизмом.
Все присутствующие в кабинете с удовлетворением наблюдали за Антоновым, который и на этот раз аргументированно, грамотно и по-военному четко доложил обстановку на фронтах, сделав разумные и последовательные выводы.
– Убедительно, товарищ Антонов, - сказал Сталин и занял свое место в президиуме.
– Для нанесения здесь удара способствует и обстановка в тылу противника. Против фашистов действует 150-тысячная армия белорусских партизан. Это Немалая сила.
– Он повернулся к начальнику Генерального штаба.
– Операция «Багратион» уже согласована, а вы, товарищ Василевский, доложите коротко о ее замысле.
Василевский подошел к карте и доложил,
– Ставка утвердила план действий правого крыла 1-го Белорусского фронта на Люблинском направлении, - продолжал Василевский. — Ему отводится основная роль в осуществлении хорошо продуманной нами операции.
– Начальник Генштаба глянул на Верховного и продолжал водить указкой по карте.
– Мы предлагаем: главный и решающий удар нанести с хорошо подготовленного и выгодного плацдарма на Днепре (район Рогачево). Мы думаем сосредоточить здесь основные силы прорыва обороны противника.
Василевский положил указку на стол, вытер вспотевшее лицо и, повернувшись к президиуму, произнес:
– Товарищ Главнокомандующий, есть один очень важный вопрос. Тот, кто должен проводить в жизнь наш план операции, относится к нему отрицательно.
– Как вас понимать, товарищ Василевский?
– повысил голос Сталин.
– Товарищ Главнокомандующий, несмотря на то, что все
представители Ставки поддержали план операции, командующий 1-м Белорусским фронтом с ним не согласен и настаивает на двух главных ударах.
– Это что еще за новости?
– повысил голос Сталин, вынимая изо рта трубку.
– Константин Константинович, почему вы не согласны с решением Ставки и Генерального штаба?
– Потому, товарищ Сталин, - поднялся Рокоссовский, - что я считаю - при выполнении моего замысла мы достигнем больших успехов при минимальных потерях.
– Если строй идет нога в ногу, а один выпадает из строя, -махнул трубкой Верховный, - то кто здесь прав?
– Я настаиваю на своем плане операции.
– Доложите свои соображения, товарищ Рокоссовский.
– Есть, товарищ Главнокомандующий!
– ответил Рокоссовский и направился к карте.
Член Ставки Ворошилов, преданно взглянув на Сталина, предвидя разнос с его стороны, ехидно улыбнулся.
Буденный потрогал усы, посмотрел на Рокоссовского с сочувствием.
Жуков резко повернулся к карте и не сводил глаз с командующего фронтом. Его взгляд, казалось, говорил: «Ну-ну, посмотрю я на тебя, когда ты останешься без перьев».
Только один Молотов окинул Рокоссовского безразличным взглядом. Видимо, в хитросплетениях военной стратегии он понимал мало и ему было безразлично сколько наносить ударов -один или пять, лишь бы гитлеровцы были биты.
Под неодобрительными взглядами представителей Ставки и любопытными взорами остальных участников совещания - они еще не были свидетелями такого дерзкого «бунта» - Рокоссовский подавил в себе минутное волнение и с едва уловимой улыбкой произнес:
– Глубоко изучив обстановку, расположение своих сил и противника, а также замысел операции «Багратион», я пришел к выводу, что на правом крыле 1-го Белорусского фронта целесообразно нанести два главных удара с разных участков. Один, как это и предусмотрено планом, - с Рогачева на Бобруйск.
– Он показал направление удара на карте.
– Другой - из района нижнего течения Березины, Озаричи в общем направлении на Слуцк. Повторяю: оба удара должны быть главными.