Роковая перестановка
Шрифт:
Зоси принялась менять ребенку подгузник — на эти цели было порвано еще одно полотенце. Шива тут же скривился, наморщил нос и отошел в сторону.
— Пожалуйста, давайте съездим в Садбери, я хотела бы купить ей кое-какую одежду. Понадобится еще один комбинезончик, а еще распашонки и все прочее. А еще нужны нормальные подгузники.
«Интересно, — спросил себя Эдам, — что это напоминает? — Он прикрыл глаза. — Ах да, конечно, о Бриджит, когда ей было семь или восемь: на день рождения ей подарили куклу, и она какое-то время была просто одержима ею».
— Ты не поедешь в Садбери, — сказала Вивьен. —
Она была матерью и несла ответственность, поэтому и тон у нее был властным. Только это больше не работало. А Руфус наверняка был отцом. «Зачем нам нужны эти роли, — спрашивал себя Эдам тогда и сейчас, — почему мы сами в них входим?»
— Есть одна маленькая сложность, — произнес Руфус. — Мы так и не знаем, чей он.
— Это есть в газетах. В сегодняшней утренней. — Эдам уже начал понимать, что он должен сделать. — Я отвезу Зоси в Садбери, куплю газету, и мы выясним, чей он.
— Не понимаю, зачем выяснять, — сказала Зоси, — если я не собираюсь ее возвращать.
Эдам обнял девушку. Он обнял ее вместе с ребенком, и тот оказался между ними, разделяя их. У Эдама было немало причин, чтобы избавиться от него.
Шива, — он молчал все это время, и, казалось, только внимательно слушал с видом человека, который плохо понимает английский, но которому нужно понять каждое слово, — медленно произнес:
— Вы хоть понимаете, что вам повезло, что вы не похитили ребенка мистера Татиана? Вас бы уже давно нашли, полиция уже давно разыскала бы вас.
Все посмотрели на него. То было первое упоминание полиции.
— Потому что они будут допрашивать всех, кто как-то связан с семьей Татиана. Мистер Татиан наверняка рассказал бы, что в четверг к ним приезжала новая няня для его детей, что ему почти ничего не известно о ней, так как собеседование проводила его свояченица. Он сказал бы, что у нее странный адрес, что она дала ему ложный адрес. Такого места, как Отсемондо, не существует, но не исключено, что она действительно живет в Нунзе в Суффолке. И что бы, по-вашему, они тогда сделали? Они бы уже сейчас были здесь, они разыскали бы нас, они бы обошли все дома.
— Поздравляю, — сказал Руфус. — В один прекрасный день ты станешь великим детективом, будешь иметь большой вес.
Оливковое лицо Шивы залила краска.
— Но ведь все именно так, не правда ли?
— Меня оберегает мой ангел-хранитель, — сказала Зоси.
— А как насчет ангела-хранителя матери этого ребенка? Он был в отпуске, да?
— Я думала, Руфус, ты на моей стороне.
По радио играла музыка, рок, не очень громкий. Руфус выключил его и закурил сигарету.
— А знаете что? — сказал он, оценивающе глядя на Зоси, как будто вдруг увидев в ней удивительное существо. — Я скажу вам, на чьей я стороне, — Руфуса. И так будет всегда.
У Эдама возникло тревожное ощущение, будто приехали взрослые. Он посмотрел на Руфуса. Он нуждался в нем, нуждался в его руководстве, ждал от него указаний. И то, что Руфус сказал в следующий момент, подействовало на него как удар в солнечное сплетение.
— Если честно, то здесь для меня нет места. Больше нет. Пора мне уезжать. — Он улыбнулся Эдаму, но не по-доброму, не по-дружески. — Так что прошу меня простить, но утром я отбываю на своей машине.
Эдаму
— Как хочешь. Это твое решение.
— Верно. Но боюсь, что мне придется лишить вас средства передвижения. — Он сказал «средства передвижения», а не «Юхалазавра», и Эдаму показалось, будто в него воткнули нож и еще провернули. — Так что если хотите купить газеты и одежду для ребенка, предлагаю ехать в Садбери сейчас, пока движение свободное.
Очень уж спокоен был Руфус, холоден, как огурец, с режущими нотками в голосе. Ему даже не пришлось облекать все это в слова. И так было ясно, что он думает: «Я студент-медик, прохожу обучение в шикарной клинике, передо мной открыто будущее. Я молодец, я и дальше буду молодцом, я добьюсь успеха. Мне осталось два года до диплома. Я пойду далеко, я взберусь по лестнице вверх, и плевать мне, что будет с вами. Я не стану рисковать своей карьерой ради сумасшедшей девки с клептоманией, причем с особым видом клептомании, когда воруют детей, а не вещи».
Откуда-то — кто его знает откуда, Эдам не догадывался, что у него есть заначка, — Руфус достал большую квадратную бутылку джина, налил себе немалую порцию и выпил до дна. Ничего не говоря, он вместе с бутылкой удалился в глубины дома. Как только Руфус ушел, Зоси принялась рассказывать им о маленьком мальчике, которого она пыталась похитить из торгового центра, когда они с Руфусом и Вивьен ездили в Лондон. Эдам впервые услышал об этом и похолодел. Ребенка обязательно нужно вернуть. Пусть Руфус уезжает, он уже объявил о своем отъезде. Эдам мечтал только об одном: остаться вдвоем с Зоси. Без ребенка. Позже, если ему удастся отвлечь ее, если она уйдет спать, он отвезет ребенка. Как это отразится на их отношениях? А во что превратятся их отношения, если ребенок останется?
Переносная люлька стояла на заднем сиденье «Юхалазавра». Зоси сидела с ребенком на руках, он был завернут в шаль Вивьен. По-детски маленькой рукой, на которой поблескивало то самое золотое колечко, она гладила ребенка по голове, ерошила его тоненькие, как паутинка, волосы, нежно прикасалась к пухлым щечкам с атласной кожей. На ее лице отражался восторг, и ангел-хранитель прикрывал ее своими крылами. Она уже напоминала Эдаму не его сестру, а тех молодых женщин, что он видел на картинах, мадонн эпохи Возрождения, чьи горящие взгляды и страстные выражения на лицах никак не вязались с набожностью.
Как маленькое, испытавшее на себе жестокость животное начинает доверять первому человеку, проявившему к нему доброту, первому, кто не ударил его и не бросил, так и Зоси доверяла Эдаму. Она не боялась оставить ребенка на его попечение. По идее, это должно было бы льстить ему, и ведь отчасти льстило. И еще радовало, потому что означало, что он сможет сделать то, что должен. Но сначала он оставил с ребенком ее, когда пошел в газетный киоск и купил «Дейли Телеграф». Большая статья о похищенном ребенке была напечатана на первой странице. И в ней было названо имя. Девочку, сейчас спавшую в люльке на заднем сиденье «Юхалазавра», звали Кэтрин, фамилия у нее была Ремарк, ее родители, чей ангел-хранитель оказался в отпуске, жили на другой стороне Хайгейта, в районе под названием Милтонс.