Роковое счастье
Шрифт:
И надо же было такому случиться, чтобы именно в этот момент через заднюю дверь начали вносить свежеразделанную свиную тушу, требуху, голову и что-то ещё. Совсем недавно всё это было единым целым. И живым.
От тошнотворного духа парных внутренностей живот Олеси сотрясся от рвотного позыва, спёрло дыхание. Ладошкой зажав рот и нос, девушка неимоверным усилием едва сдержалась, но лучше ей не стало – глаза начали медленно подкатываться! Ватные ноги уже готовы были подкоситься, как вдруг утративший ясность взгляд зацепился за тоненькую струйку крови, не успевшую застыть и сочившуюся по разрубленному
Олеся так и не поняла, что с ней произошло, но, забыв вдруг о приступе тошноты, она немигающим взглядом просто впилась в кровавый потёк! В эти бесконечно долгие мгновения она напрочь забыла обо всём на свете, да и ничего вокруг не замечала тоже. Однако взгляд её быстро становился всё более ясным и осмысленным. Дальше – больше! Зрачки красавицы расширились, ноздри раздувались от возбуждённого дыхания, сердце металось в груди, готовое вырваться наружу.
С беременной девушкой происходило что-то необъяснимое!
Олеся не могла оторвать взгляд от крови и вдруг прямо-таки вживую почувствовала, как это плотоядное созерцание непонятным образом начало благотворно сказываться на её самочувствии. Тошнота исчезла совсем! Это было дико и непостижимо!
Олеся вдруг ощутила, как внутри, под ложечкой, заполоскалась слабая мелкая дрожь, и сразу же вслед за этой дрожью пошло какое-то тепло! Сильное тепло! А ещё через мгновение уже просто горячий прилив обдал жаром всё тело! Прилив, перевоплощающий нутро и наделяющий тело силой, а разум – ясностью и уверенностью!
Ещё несколько мгновений с Олесей творилась необычайно странная ломота в суставах, а затем на неё и вовсе вдруг нашло неподвластное разуму возбуждение!
Наверное, такое чувство захватывает хищника, когда он из засады наблюдает за жертвой, настолько уже приблизившейся, что ни единого шанса на спасение у неё уже нет. Невероятно, но это чувство было для девушки сладострастным и пугающим одновременно.
Всё ещё держа в руке нагруженную корзину, Олеся уже совершенно не чувствовала её тяжести. Неизвестно, что могло бы произойти дальше, но раздавшийся голос хозяйки вывел её из этого странного преображения.
– Давай корзину сюда, – строго произнесла Ядвига Наумовна. – Ну что ты там застыла? Или тебя опя… – глянув на горничную, женщина осеклась и вытаращила глаза: у служанки был вид человека явно не от мира сего.
Олеся вздрогнула. Она словно очнулась от необычного сновидения. Странное ощущение-видение улетучилось, да вот только чувствовала она себя всё так же взбудоражено, а самое главное – превосходно…
Казалось бы, радуйся красавица, приступ тошноты прошёл – всё хорошо! Да не тут-то было! Может быть, какая-нибудь дурница и порадовалась бы этому, но у Олеси мозгов хватило, чтобы понять, что с ней сейчас неспроста творится какая-то чертовщина!
Первая мысль о возможной причине – и Олесю бросило в холодный пот! Ей стало ясно: и сейчас, и у Хомчихи – явно не Божий промысел! А если не Божий, то выходит…
– С тобой… всё в порядке? – почти шёпотом встревоженно поинтересовалась Ядвига Наумовна.
– Угу… в порядке, – сконфузилась Олеся, а от страшной догадки её кожа стала гусиной, покрывшись пупырышками.
Без усилий неся по улице доверху нагруженную корзину, горничная поймала на себе несколько обескураженных
Зато тревожные мысли её пыхтели и тужились не притворно, и вскоре они уже в который раз подбирались к одному и тому же пугающему умозаключению: какая-то сила явно оберегает её, а вернее того, кто у неё внутри!
Но так не должно быть! Ничего подобного не происходит при обычной беременности! «При обычной…» – обречённо прошептала несчастная девушка…
Глава 8
Прошёл почти месяц, как Олеся стала прислуживать в семье Сакульских.
Беременность всё больше давала о себе знать. В последние дни девушке каким-то чудом ещё удавалось скрывать участившиеся приступы тошноты и головокружения, но она отлично понимала, что день-два, ну пускай немного больше, и её тайна всё равно раскроется.
А тут ещё пан Сакульский не давал проходу, и даже в кратковременные отсутствия Ядвиги Наумовны он прямо-таки преследовал горничную своими домогательствами. Настойчивости пана Сакульского многие ловеласы могли бы позавидовать. Ещё раза два он добивался своего. И чего уж тут лукавить – сердцу Олеси пан Сакульский не был противен и даже наоборот. Но девушке надо было как-то приспосабливаться, как-то «выживать», и ей поневоле пришлось затеять свои игру.
Олеся теперь опасалась лишь одного: если раньше времени раскроется её связь с хозяином, то задуманный план уже точно не сработает. И ведь для опасения причина была! С каждым днём у Олеси всё больше крепло подозрение, что хозяйка в последнее время всё же о чём-то догадывается – если она выезжала из дому больше чем на час, то только в паре с супругом. Странно.
Эх, красавица! Да хозяйка не только знала об изменах благоверного, но давно заметила и признаки твоей беременности! Вот только в отличие от твоих опасений, у неё были свои – слишком рано тебя начало мутить!
О сроках не раз думала и сама Олеся. Однако совсем уж некстати, она словно потерялась во времени. В зависимости от многих причин девушке иногда казалось, что прошла вечность, как она стала горничной, а иногда, напротив, чудилось, будто её первая встреча с богатой четой и вовсе произошла только вчера.
«Треклятая беремчатость, сколько ж тебе дней?!» – злилась Олеся на действительную беременность и в который уж раз пыталась тайно вычислить точный срок. Особенно сейчас это было очень важно: нужно было сопоставить сроки настоящей беременности и мнимой, чтобы и разбежка была как можно меньше и признаки при «оглашении» ложной беременности соответствовали сроку. Ну, с мнимой-то беременностью было гораздо проще, а вот с «волчьей»…
В доме хоть и был календарь, но для почти неграмотной деревенской девицы исчисление дней давалось весьма и весьма затруднительно, а посему и срок каждый раз выходил разный. Да и само время при подсчётах как будто нарочно норовило запутать след, петляло, а то и вовсе затягивалось в такие узлы, что приходилось снова и снова считать всё заново.