Роковые поцелуи

Кемден Патриция

Ахилл руками почувствовал, что настрой ее тела изменяется, она затихает, словно ее забирают у него.

– Элеонора, – прошептал он. С полузакрытыми в страсти глазами Ахилл поднял голову и посмотрел на Элеонору. – Элеонора! Взгляни на меня.

Она открыла глаза. Ахилл увидел стену. Стена прятала Элеонору от него, скрывала ее за собой. Ахилл с трудом вздохнул. Он хотел ее всю.

– Что ты делаешь? – хрипло спросил он, балансируя на руке и колене. – Почему ты прячешься от меня?

– Почему я?.. – Элеонора моргнула, в ее глазах появились

обида и смущение. Ее глаза, ее глаза, ее глаза… Она закрыла их, положила голову на подушку и повернулась на бок. – Что ты говоришь? Что ты хочешь сказать? Я здесь… для тебя.

Элеонора сжала пальцы в кулак и потянула мягкую простыню к своему обнаженному телу. Ахилл ухватился за простыню и не дал Элеоноре укрыться. Она безразлично лежала на белой мягкой простыне – одалиска, способная соблазнить самого пресыщенного султана. Его тело разрывалось на части от страсти. Изгиб ее шеи, округлость ее груди, мягкость бедер… Возьми ее!

– В тебя есть нечто большее, чтобы дать мне, – сказал Ахилл.

– Черт подери, – прошептала Элеонора. – Что, твои игры никогда не кончатся?

Ахилл потянул простыню к себе.

– А твои?

– Ахилл, – крикнула Элеонора и приподнялась на локтях.

– Я не взял тебя, Элеонора, из-за твоей трусости.

– Трусости! Как ты можешь говорить такое…

– Ты думала, я не хочу больше ничего, как выплеснуть в тебя свою страсть? Об этом ты подумала? Да? Я не мальчик, мадам, желающий нырнуть во всякое, готовое его принять!

Элеонора встала на четвереньки и попятилась от Ахилла, пока зеркало, установленное на остове кровати, не остановило ее.

– Ахилл, ты сошел с ума. Ты бредишь. Посмотри на меня. Посмотри на нас. Как ты можешь говорить, что я отказываю тебе?

– Как? – переспросил он, сокращая расстояние между ними. Элеонора выпрямилась, спиной опершись на зеркало. Перед глазами Ахилла запульсировало ее отражение, удвоенное соблазном искушение, молочно-кремовое тело и струящиеся волосы. Он сжал ее голову руками.

– Посмотрите, мадам, – сказал он и заставил Элеонору поглядеть в зеркало, – посмотрите и увидите, почему я могу так говорить.

Опять ее голая спина прислонилась к обнаженной груди Ахилла. Ее сочные округлости вжались в его бедра и плоть. Боже милосердный, ее обещание! Как он мог не…

Шпага воли внутри Ахилла начала колебаться. «Нет!» – молча проревел он, явный ужас этого колебания придал ему сил. Он желал ее всю, он будет иметь ее всю. Он не будет колебаться.

«Не прикасайся к шелку ее волос, – приказал себе Ахилл. – Не трогай молочно-кремовую разгоряченную страстью кожу. Ты ничего не чувствуешь, ничего, лишь укол сожаления оттого, что она отказывает тебе». Он выровнял дыхание, молча погасил непрерывный крик голодной плоти.

Ее глаза… зеленые, большие, спокойные… он мог приказать не смотреть на них. Но стена в них, стена, которая отделяла, отгораживала ее от него, – ее он видел, он не мог не видеть ее.

– Я не знаю, что ты хочешь, чтобы

я увидела. – Их взгляды встретились в зеркале. – Святой Стефан, ты вспыхиваешь как порох. Ты сошел с ума?

– Не прикрывай свою скрытность сумасшествием, Элеонора. Мы оба слишком нормальны. Посмотри еще раз.

Глаза Элеоноры раскрылись, и она уставилась в глаза Ахилла в зеркале.

– Скрытность! Боже мой, посмотри сюда. Мы оба слишком ненормальны. Что ты хочешь, чтобы я увидела? Что ты хочешь из того, что я не предложила тебе?

– Посмотри в свои глаза, Элеонора. – Она быстро глянула на свое отражение. – Посмотри, – приказал Ахилл, потом подождал, пока она подчинится. – В них стена, высокая и прочная стена, в этих твоих зеленых глазах, а ты – за ней.

Он отпустил ее голову, позволив шелковым прядям волос обвить его пальцы.

– Часть тебя здесь, со мной, двигающаяся с этим прекрасным телом, улыбающаяся этими манящими губами, касающаяся меня этими длинными гибкими пальцами. Но значительная часть тебя не со мной. Я заметил огонь за этой стеной. Я видел пламя огня, которым ты отгоняешь меня. А я хочу туда.

Элеонора наклонилась вперед, взялась руками за зеркало, честно посмотрела на свое отражение.

– Ты ошибаешься! В них нет ничего. Я та же самая женщина, которая была утром за туалетным столиком. Я никогда раньше не была с мужчиной подобным образом, Ахилл. Никогда! Я даже не понимаю, о чем ты меня спрашиваешь.

– Никогда? Как мог твой муж смотреть на такое пламя и не стремиться обжечься им? – Ахилл погладил Элеонору по плечам, излучаемое ее кожей тепло заставило его кровь закипеть. – Как мог твой возлюбленный чувствовать такой обжигающий жар и не желать сгореть в его пламени?

– Не было ничего, говорю тебе! – Элеонора наклонила голову и приложила лоб к холодному стеклу. – Мой муж питал интерес только к тому, что я женщина. Для Миклоша я была постоянно доступной самкой. – Ее рука в зеркале сжалась в кулак. – Такова судьба жен. Доступные женщины для похоти мужей. – Она всхлипнула и ударила по зеркалу, хотя недостаточно сильно, чтобы разбить его. – А мой возлюбленный… милый златовласый Балинт… Он читал мне стихи. Пел грустные и веселые песни о несчастных влюбленных. Весной он поцеловал меня. Снова и снова были поцелуи, пахнущие вином, зрелыми яблоками, душистыми фиалками. – По серебряной поверхности, словно жидкий бриллиант, скользнула слеза. – И я подумала, что это страсть.

Ахилл увидел, как Элеонора отняла голову от зеркала и повернулась к нему, ее глаза блестели от нескрываемых слез. Ахилл почувствовал, что его челюсти напряглись, а в животе образовался ком.

– Зачем ты мне это рассказываешь? – спросил он, с неудовольствием отмечая, что в нем сразу же вслед за желанием зарождается новое чувство – ревность.

– Ахилл, извини, если я разочаровала тебя. Что казалось дома большим грехом, здесь выглядит невинным флиртом. Я никогда не преступала своих брачных клятв.