Роковые таблички
Шрифт:
– Как думаешь, у них есть машина на ходу? Догонять нас не кинутся?
Григорий, не отрывая напряжённого взгляда от дороги, сквозь зубы выдавил:
– Да откуда ж мне знать. Видишь, жму, что есть мочи, чтоб подальше отъехать на случай, если решат в погоню броситься.
– Машин то много на дороге пылилось – может, какая и впрямь ездит. Пока сзади никого. Стоп, а это что такое?
– Максим заметил, как на край неба жирной пиявкой наползает столб чёрного дыма. Пачкающая весеннее небо широкая полоса копоти имела вид неровного пунктира, невольно вызывая в памяти Макса какие-то
Григорий коротко взглянул в зеркало.
– А это, покрышки, наверное, жгут. Вот, придурки, вымажутся сейчас как черти. Тоже, нашли развлечение. Макс, глянь ещё – никто за нами не едет?
Максим обернулся, но никого на дороге не было. И тут он понял, что не так с этим дымом. Он звонко шлёпнул себя ладонью по лбу.
– Вот дурак! Это же школьный курс истории. Знаешь, что это такое, Гриша? Это – дымовая сигнализация. Они кому-то сигнал подают.
– Как индейцы, что ли?
– не очень уверенно попытался сострить Григорий.
Но Максим шутку не поддержал, и совершенно серьёзно продолжил.
– И как они тоже. На Руси, кстати, тоже сигналы днём дымом подавали, а ночью – огнями. Ты так и не понял – у них сообщники есть, которые теперь знают, что мы мчим во весь опор, и устроят нам встречу. Потому и погони за нами нет.
Григорий потемнел лицом, и немного ослабил давление на педаль газа. Мелькание снаружи замедлилось, и только сейчас Максим обратил внимание, что вдоль дороги стоят дома разной степени запущенности. Водитель выругался так, что Максим рассмеялся над изобретательно сложёнными фразами. Григорий решил, что тот решил над ним поиздеваться, и рассержено напустился на пассажира:
– Смешно? А мне вот не очень. Всё, сегодня больше никуда не едем. Раз уж у нас ещё одна засада впереди – лучше переждём. К тому же подустал я изрядно. Не заметил, что это за городишко?
– Да, где тут увидишь – ты же мимо указателя промчался, как ужаленный. Н карте области раньше я его видел, но вот название не помню. Помню только, что после него трасса с кольцом малой бетонки пересекается.
– Отлично! Вот завтра на бетонку и уйдём. Может, кстати, эти уроды дальше по дороге нас ждать будут, и мы с ними не пересечёмся.
Максим не разделил подобного оптимизма:
– Ну, не знаю – я бы на их месте поджидал нас на пересечении с малым кольцом. Чтоб уж, наверняка.
– Ну, спасибо, успокоил!
– съязвил Григорий, поворачивая на узкую улочку. Максим, выглядывая в окно, обратил внимание, что люди в городке есть. Однако, при виде их машины все разбегаются и прячутся по домам. Видать, население порядком пуганное, и от гостей ждут только неприятностей. Максим обратился к приятелю, который пристально всматривался в фасады приземистых домиков:
– Как думаешь, на ночлег нас пустят?
– Нет, конечно. Я бы не пустил. Могут ещё и стрельнуть через дверь. А вот и наш приют на ночь, - Григорий кивнул на двухэтажный домик, с отваливающимися кусками розовой штукатурки. Строение было явно не жилым, что красноречиво подтверждалось полным отсутствием двери. Ржавые петли сиротливо торчали на деревянном косяке, будто маленькие ладошки, приглашающие путников укрыться на ночь в соскучившемся
– А что, вроде нормальное место – улочка боковая, тихая. С трассы машину не видно. Людей на улице нет. А если и есть в домах, вряд ли кто захочет ограбить двух мужиков с дробовиком. Тем более, что все разбегаются, только на глаза попавшись. Давай располагаться, - Макс вышел из машины, и потянулся, разминая затёкшие мышцы. Потом он вышел на самую середину мостовой, и подняв ружьё над головой, потряс им.
– Эге-гей, смотрите все! У нас есть, чем стрелять. Бах-бах. И я очень хорошо попадаю в цель. Так что, нас не беспокоить, и к машине не подходить, - заорал Максим так, что вдоль пустых фасадов прокатилось эхо, вторя этой внезапной браваде. Краем глаза мужчина всё-таки отметил, как в некоторых окнах плотнее задёрнули шторы и занавески. Хотя, возможно, ему это лишь показалось – уж очень заброшенными и безжизненными выглядели дома на улице. Тем не менее, он, не в силах скрыть усмешки, повернулся к подошедшему Григорию:
– Видал? Никто не пожелал оценить моё остроумное приветствие. Похоже, шуток здесь не понимают.
Григорий по-прежнему выглядел напуганным и озабоченным, и не разделил шутливого настроя Максима.
– Может, оттого и не понимают, что такие «шутники» со стволами и ножами всех запугали, - сказал он. Потом, осмотрев пустые окна, добавил:
– А, может, так запугали, что уже и смеяться некому. Ладно, хватит на улице маячить – пошли устраиваться.
Мужчины слегка расчистили место на полу в квартире на втором этаже, с окнами на припаркованный «москвич». Потом запалили внизу небольшой огонь в старом ведре, на котором разогрели банку тушёнки и вскипятили воды в помятом чайнике. Долго думали, кто первый будет дежурить у окна свои три часа. Веских аргументов ни у кого не нашлось, и спор решили с помощью старой мальчишечей формулы: «камень, ножницы, бумага».
Максим, со своим «камнем», сел на старый табурет следить за улицей, а Григорий, отдав ему свои часы, и насмешливо помахав листом «бумаги», забрался в спальный мешок, и минуту спустя ритмично засопел. А Максим, потеплее подоткнув куртку, уставился на железного коня, стреноженного под окном.
Ночь прошла в целом спокойно. Ни единой живой души в пределах видимости так и не появилось, если не считать пары голодных крыс, прошмыгнувших под дверью. Забравшись в спальный мешок, после третьей своей трёхчасовки бодрствования, Максим мгновенно уснул. Однако, как оказалось, ненадолго. Сам он и вовсе считал, что только прикрыл глаза, как его буквально за воротник вытащил из спальника Григорий.
Максим в полнейшем недоумении смотрел на лицо приятеля, едва различимое в тусклых отблесках лунных лучей, проникавших сквозь пыльные стёкла. По его прикидкам, разбудить его Гриша должен был, когда вместо луны, в окна начнут проникать первые лучи дневного светила. Однако, приятель продолжал настойчиво трясти его за ворот, нашёптывая, как заклинание:
– Вставай, Макс. Ехать пора. Вставай, говорю.
Максим выхватил из рук напарника ремешок, и повернул часы так, чтобы в серебристых лучах видеть циферблат.