Роман-газета для юношества, 1989, №3-4
Шрифт:
— Сынок, здравствуй.
Володя поднял голову. Перед ним Варфоломей Федорович. Топорщились заиндевелые усы, щеки впали, глаза учителя были печальными. Вместо шубы — какое-то пальтишко.
— Тяжело моим детишкам, Володя, — стыло проговорил он. — Ох, как тяжело, дружок.
— А где же ваша шуба?
— Сегодня на сало обменял. И часы карманные, помнишь? С музыкой. Ничего, есть у нас немного дуранды и сала. — Варфоломей Федорович поглядел на Иришку. — Девочка, а тебе не пора учиться?
— Пора. Я уже знаю пять букв, —
— А ну, родненькие-любимые, а ну, подходи! — вдруг услышал Володя знакомый голос. Так ведь это Шурик Бобров!
Он дернул Иришку за руку и, расталкивая людей, ринулся в толпу. Да, Шурка! Стоя на снежной горке, бодрый, краснолицый, в шапке с незавязанными ушами, будто и никакого мороза нет, Шурка взмахивал руками, и над фанерной доской летали карты. Хватая то одну, то другую, Шурка быстро показывал им и выкрикивал:
— А ну, кто желает сыграть в три картинки? Гляди, борода: черная… черная… а вот красненькая. Кидаю… — Шурка кинул три карты на фанеру и спросил — Где красненькая? Отгадаешь — сто рублей плачу. Проиграешь — твои сто рублей — мои. Хошь, вначале для тренировки?
— Мечи, — сказал высокий бородатый мужчина.
— Ап! — крикнул Шурка, и три карты легли рядышком.
— Вот! — сказал мужчина и схватил одну. Поднял — черная. Проворчал: — Во, зараза… Ведь усек я ее.
— Ап! — снова крикнул Шурка, и карты замелькали в воздухе.
Бородач весь подался вперед, уставился на фанерину. Карты упали, и бородач схватил. Поднял: красная.
— Ну! — выкрикнул Шурка. — Ставлю сто.
— А, была не была, — решился бородач и шлепнул на фанерину пачку замусоленных пятерок. — Давай, шкет, играйся.
— Ап! Ап! Ап! — выкрикивал Шурка, манипулируя картами. Этот король крестей лег налево, замечал Володя, дама пиковая направо, туз бубновый — посредине… Бородач схватил карту и, довольно загоготав, сгреб деньги.
— Шкет, еще.
— Ты цыган, да? — спросил его Шурка и собрал карты. — С цыганами не играю. У цыган — глаз острый. Выиграл и иди!
— Володя, что же мы? — проныла Иришка.
А тот с увлечением и восторгом следил за Шуркиными руками: мастер, талант! Теперь выиграл Шурка, вернул свои деньги. Снова летают карты: выиграл! Сплюнув, чернобородый выбрался из толпы, Шурка вдруг увидел Володю и закричал:
— Володька? Ах ты, волчий сын… Жив?!
— Ну ты даешь, Шурка… — Володя отчего-то не мог назвать его Шуриком.
— Гр-раждане, аттракцион «три картинки» временно прекращает свою работу, — сообщил Шурка, пряча карты и закидывая фанеру-столик на плечо. Он протолкнулся к Володе, взял его под руку, повел в сторону. Спросил, глянув на Иришку: — Сеструха, что ли? Разве у тебя была?
— На улице она замерзала, подобрал я ее…
— Молодец, — сказал Шурка. — Но тяжело тебе будет, — и, понизив голос, спросил: — Приволок что для продажи? Ложки, вилочки? Давай, реализую,
— Было с десяток ложек — да уж давно все продали.
— Плохо, Волк… А это что?
— Сумка. Кожаная.
— Три копыта даю.
— Копыта?
— Клей столярный высшего качества, балда.
— И всего?
— А я что, богадельня? Даром у нас тут никто ничего не получает… И не отвлекай меня больше от дела. Привет!
— Постой, давай и я буду что-нибудь делать.
— Это уже разговор. — Шурка оглянулся, коротко и резко свистнул.
Из толпы тотчас будто вывинтился шустроглазый мальчишка. Одет легко, но тепло: в короткую, на меху, куртку. Он ринулся к Шурке и застыл перед ним, выражая всем своим видом полнейшее внимание. Шурка спросил:
— Рыжий появился?
— Уже торгует, — доложил мальчишка. — Во-он там.
— Дело. А Ванька-«пузник» где?
— А хрен его знает, куда-то утек.
— Задам я ему, — грозно пробурчал Шурка, плюнул в снег, отер тонкие губы и повернулся к Володе: — Слушай, Волк, испробуем тебя в деле.
— Я ведь не воришка рыночный. — Володя подозревал, что и «дело» не очень-то чистое. — Если дрова пилить.
— Воришки?! Мы честные жулики. Понял? Ну, слушай. — Шурка приблизил к Володиному лицу свое. — Барыга тут на рынке объявился, салом, сволочь, торгует. На ложки серебряные, на штуковины золотые меняет. Так вот, «трясти» мы его сейчас будем, понял? За дело — кус сала, ну и еще два копыта получишь…
— Два?
— Три плитки, балда. — Шурка оглянулся и опять зашептал: — Вот Валька — он «подкатчик», а ты «пузником» будешь. Разбегаешься — и бац! башкой гада в пузо. А тут уж и мы.
— Не буду я никаким «пузником», — сказал Володя.
— Ишь ты. Еще «пузником», — поддержала его Иришка. — Мы не…
— Цыц, воробей! Ладно. Так уж быть, льготные условия — в нашей толпе будешь. Как сало на снег посыплется, хватай и — деру! Валюха, айда. Эй, пацаны, все ко мне!
Рыночные мальчишки и девчонки, человек десять, все, видно, «честные жулики» из компании Шурки, собрались вокруг него. Шурик оглядел свое «воинство», поправил на боку фанерку-столик, перекинул через плечо Володину сумку, завязал тесемки шапки. Махнул рукой: двинули! Володя усмехнулся невесело. Поглядел в озябшее до синевы лицо Иришки, та скривилась в несмелой, просящей улыбке: идем, мол, Володя.
— Что встал? Топай. — Шурка подтолкнул Володю.
— А во-от горячий чаек! По рублевке глоток! — выкрикивал, пробираясь через плотную рыночную толпу, конопатый мальчишка.
Он нес большой, обшитый сукном чайник. На груди, привязанная веревкой за ручку, болталась кружка. Торговля шла бойко: кому не хотелось согреть внутренность на таком морозе.
— Тоже наш, — сказал Шурка. — Коллектив: в подвале живем, что добудем, поровну на всех. Да шевели ты ногами.
— Передумал я, — решительно сказал Володя. — Привет.