Роман-газета для юношества, 1989, №3-4
Шрифт:
Володя вышел из подъезда, посмотрел в сторону Разбомбленной зенитной батареи и увидел, что возле одного из орудий кто-то копошится. Неужели Саша?
— Саша! — позвал Володя. — Эй!
Мужчина в усыпанной снегом шинели медленно орудовал лопатой и никак не реагировал на зов. Володя подошел ближе, одно из орудий уже было откопано, теперь военный прорывал траншейку к снарядным ящикам.
Володя схватил военного за рукав. Тот повернулся: да, это был Саша. Но какой! Доброе, веселое лицо зенитчика вытянулось, скулы выпирали из-под дряблой кожи.
Саша
— Да-да, это я. Что? Говори громче. Уши мне порвало воздушной волной, все — как через подушку. Что?.. Эти орудия сегодня увезут, а новые притащат. Вот-вот другие зенитчики придут. И так вжарим фашистам!
— Уж теперь-то вы собьете бомбардировщик?
— Что? Собьем. Вот увидишь!
Володя махнул рукой: до встречи! — и пошел на улицу. Стало веселее, он поднял выше голову, засвистел какую-то песенку. Взглянул на очередь у булочной: ничего, скоро и он придет сюда, уже получил карточки на январь. Правда, на Иришку пока не дали: нет на нее никаких документов. Но дадут! Сказали, чтобы привел ее в райисполком, вот там все и решат… Все такая же длинная очередь была у эвакопункта, а мамина знакомая в рыжей шубе стояла уже возле самых дверей. Когда Володя поравнялся с ней, она окликнула:
— Вова, здравствуй. А что это за девочка, которую ты вел?
— Да найденыш. А где ваша?
— Умерла… — Женщина отвернулась. Глухо спросила: — А она хорошая девочка?
— Иришка? Очень хорошая.
Он вдруг понял, почему она так спросила: ведь Иришка может уехать туда. Где нет войны, голода. Вот было бы счастье! И тут же сердце его сжалось, за эти дни он так привык к ней. Как же быть?
— Если бы не потеряли карточки, то…
— А где ее родители?
— Погибли.
— Приведи ее завтра утром, — сказала женщина. — Увезу ее вместо своей…
…Знаменитый невский рыболов дядя Коля-капитан ловил в этот день рыбу возле Стрелки. Нужно было сделать порядочный крюк, чтобы подойти к нему, но Володя все же подошел и, последив за тем, как дядя Коля все подергивает и подергивает леску, спросил:
— Клюет?
Дядя Коля, повернувшись всем телом, внимательно поглядел на Володю и ничего не ответил, а потом вдруг быстро-быстро захватил леску руками и выдернул из лунки красноперого полосатого окуня.
— Спит еще рыба, — прогудел дядя Коля. — Две-три рыбешки за день — вот и весь улов. На рыбеху.
Рыболов снял окуня с крючка и протянул Володе. Будто боясь, что сейчас дядя Коля пожалеет о своем поступке, Володя зажал окуня в варежке и быстро пошел к серебристым, будто плывущим над морозной дымкой, зданиям по ту сторону Невы.
— Майора Громова? — Дежурный поднял трубку телефона и, поговорив с кем-то, сказал: — Садись, жди.
Время от времени появлялись люди и, показав пропуск, проходили во внутренние помещения здания. Звонил телефон, дежурный в форме офицера военно — морских сил срывал трубку, выслушивал, что-то записывал и сам звонил, а у двери взад-вперед ходил матрос с тяжелым маузером на боку.
Донесся
— Взяли гада? — спросил дежурный. — А второго? Ракетчика?
— Там. В машине лежит… — сказал раненый. — Застрелился, паскуда.
— Сами — паскуды! — заорал небритый. — Ну, погодите, ну…
— Пшел, фашистское отродье.
Телефон зазвонил, дежурный, поглядев на Володю, сказал:
— Дуй на второй этаж. Кабинет номер двадцать шесть.
Володя быстро поднялся на второй этаж, отыскал уже знакомый ему кабинет, толкнул дверь. Майор ромов взглянул на него, кивнул: входи. В кабинете он был не один, у окна стоял высокий военный в шинели, голова у него была забинтована. Военный стоял спиной к двери, но что-то знакомое почувствовалось Володе в угловатой фигуре, в этой напряженно вскинутой голове. Пургин?
— Проходи, садись, — сказал майор Громов. — Слушаю.
— Винтовки… Они все еще лежат в земле!
— Ты уже ведь в четвертый раз приходишь, так? — нетерпеливо сказал Громов.
Пургин повернулся, поморщился — видно, голова болела, — протянул Володе руку, тот пожал ее и подумал: что тут делает лейтенант? Откуда было знать Володе Волкову, что Пургин был частым гостем в многоэтажном сером здании НКВД на Литейном проспекте, помогал переправлять «на ту сторону», в тыл врага, разведчиков.
— Сейчас я не только из-за винтовок пришел. Ваганов меня прислал.
— Говори-говори.
— Завод сгорел, автомат у Ваганова, а Ваганов у меня дома.
— У тебя? — Громов резко откинулся на спинку стула. — А мы уже разыскивали его. Думали, погиб… Пургин, пойдешь с Волковым, заберешь Ваганова и — сюда.
— У меня есть срочное и очень важное дело в городе.
— И это — срочное и очень важное! Ну хорошо, когда сделаешь свои дела, тогда и пойди к малому. — Майор повернулся к Володе. — Спасибо тебе. Все?
— Винтовки лежат в земле. Винтовки!
— Думаешь, забыли про них? Как дома-то?
— Один сейчас. — Володе ничего не хотелось говорить о матери и отце. Не поднимая головы, он сказал Пургину: — Если меня не будет дома, — мало ли что, — запасной ключ висит на гвоздике, слева, за косяком двери.
На зенитной батарее, когда Володя добрался до дома, было уже пятеро. Пока он отсутствовал, Сашину «орудию» увезли, а поставили другое, маленькое, тонкоствольное. «Скорострельная», — догадался Володя и прислушался: что такое? Снег расчищали не зенитчики, а зенитчицы! Девчонки. Смеются, лица здоровые, раскрасневшиеся, ушанки развязаны… Может — с Большой земли? Хотелось подойти, поговорить, но Саши не видно, да и домой надо — как-то там Ваганов?