Роман межгорья
Шрифт:
«Мирза Арифов? Член джаддистского центра?..»
О, Батулли хорошо помнит эти слова, произнесенные Саидом во время их первой встречи. Тогда он этими словами помешал смелым планам Амиджана, и, может быть, здесь объяснение такой нетерпимой задержки в осуществлении всех его замыслов.
— Знаете, кого должны назначить общественным обвинителем на этом процессе?
— Кого? — спросил Юсуп, стараясь изо всех сил маскировать свое волнение.
— Мухтарова.
— Он же исключен из партии! К тому же… на балу у этих агрономов, говорят, фокстрот с американкой танцевал. Все это глупости, что в студенческом драмкружке обучился этому, так можно
И Амиджан стал убеждать себя в том, что этот мулла, естественно, беспокоится, болеет о его, Амиджана, судьбе, общественных делах. Он, наверное, разделяет с ним его мысли, его взгляды на старые национальные кадры и их роль в науке, просвещении.
Но откровенную беседу с Юсупом Амиджан решил отложить до более подходящего времени.
XVIII
Евгений Викторович тоже знал о том, что суд должен был начаться двадцать пятого января. Внимательно просматривал он в сегодняшней газете статьи под шапкой «Суд идет». Число — именно двадцать пятое января, как предполагал Батулли, — не было объявлено. Но в тоне газет он заметил какой-то перелом в сторону большей серьезности и деловитости. Нет, например, ни одной подробности из семейной жизни того или другого инженера, которые ни в какой степени не раскрывают существа вредительской деятельности и удовлетворяют запросы любителей криминального чтива. Сегодня была помещена статья без подписи под таким заглавием: «Все ли сидят на скамье подсудимых?» Статья выдвигает мысль о том, что во вредительстве в Голодной степи не большее ли значение имели не те, кто подкладывал мины, а их покровители. Не может быть, что виноваты в этом деле десяток инженеров, бухгалтеров и счетоводов.
Храпков перечитывал эту статью с волнением.
«Да разве я сам знал? Собственно, я ничего и не знал. Теперь я только могу догадываться. А Синявин, а другие?» — думал он, читая статью в газете. Но как ни прозрачны были содержащиеся в ней намеки, Евгений Викторович не принимал их на свой счет. Статья разъясняла и анализировала, но отнюдь не имела в виду каких-то конкретных людей, которых, дескать, надо было бы посадить на скамью подсудимых.
В статье шла речь о заведующем отделом снабжения и главном бухгалтере, удравших из допра. Главбуха недавно нашли мертвым в Бухаре — он будто бы покончил с собой накануне процесса. Писали об Алимбаеве, который опять был в обители вместе с басмачами, может быть, скрывается там и до сих пор. И больше ничего. Но все же!
Трудно ему разбираться в сложных вопросах. Ему казалось, что интерес общественности к этому процессу обращен и на него и что он должен найти для себя верный путь.
Но как искать этот путь, с кем посоветоваться купеческому сыну, скрывавшему свое происхождение?
Синявин когда-то советовал ему пойти в суд и вернуть орден. Может быть, и не нужно называть себя соучастником, но следует признаться, кто ты, и с трибуны суда заклеймить себя как морального покровителя вредителей, как человека, который хорошо знал характер Преображенского, мог лучше других понять его намеки и разобраться в причинах катастроф, строительных неудач, — за это надо критиковать себя, хотя бы и с таким опозданием.
«Ну, понятно, такому человеку носить орден и ждать, пока власть сама его отберет, не совсем хорошо», вспоминал он слова Синявина.
Как бы хотелось сейчас встретиться
Центральная станция сообщила ему, что у Мухтарова со вчерашнего дня установлен телефон дома, и Храпков позвонил Саиду-Али.
Ответил Лодыженко.
— А, Евгений Викторович! Доброе утро. Саид-Али? Сгорает от нетерпения поговорить с вами. Клянусь, не имел этого в виду. К тому же, Евгений Викторович… Неужели я ошибся? Мне казалось, что ваше одиночество разделит Таисия Трофимовна… Нет, простите, искренне… Да, я передаю ему трубку.
Саид, еще полуодетый, подошел к телефону. Он встал рано, просматривал бумаги, потом, еще в постели, они разговаривали с Лодыженко о будущем процессе, о возможном приговоре.
— Алло, саламат, Евгений Викторович! Хотя вы и недолюбливаете наш язык, но, извините, хочу вас приучить к нему. Да я шучу, конечно шучу. Нет, разумеется. Каждый культурный человек это понимает. О, не скромничайте. Весь Узбекистан считает вас таким, только вы один… А? Ну, ну, давайте… Поговорить? Чего же, можно, минутку, — и, закрыв трубку, Саид спросил у Лодыженко: — Зайдем сейчас к Храпкову? Тут недалеко. На Андижанской. Да ты же знаешь.
И когда Лодыженко кивком головы выразил согласие, продолжал говорить в трубку:
— Вы слышите? Ну, конечно, идем. Сейчас же… Считайте минуты.
— Ну, Семен, даешь темпы. Через десять минут мы должны быть вдвоем на Андижанской. Доктор хочет рассказать что-то интересное, касающееся… процесса.
Саид подхватил под руку Лодыженко и почти нес его по пустынным утренним улицам. Они не говорили между собой, ибо хотели насладиться свежим, морозным воздухом и поскорее добраться к Храпкову.
XIX
Евгений Викторович в самом деле был удивлен. Он не успел еще привести в порядок комнату, как они буквально нагрянули в дом. Он попросил Марию зайти к нему и помочь. Она, напуганная Нур-Батулли, вчера приехала в Ташкент и едва успела рассказать Храпкову «о таком беспокойстве с этим ребенком». Убирать они собирались только сегодня.
— Ну и ну!.. А вам, товарищ Лодыженко, следовало бы остерегаться маршировать с такими, как товарищ Мухтаров.
— Какой же я, Евгений Викторович? — спросил Мухтаров.
— Да… Мне кажется, что вы бы и на Марс махнули, не моргнув глазом.
— Полноте, полноте, Евгений Викторович, как вам не стыдно! Будто сами уже бабай, дедушка. Да если бы у меня была такая комплекция… (На самом деле Саид не хотел бы иметь никакой другой комплекции, кроме собственной, чувствуя себя сильным и счастливым.)
Они сразу же начали разговор. Храпков хорошо знает, что Саиду теперь не до прогулок, когда заводу предстоит решать такие задачи. Да он и сам занят. У него очень небольшое, хотя и чрезвычайно ответственное дело. Ведь этот суд все же назначат, если верить его «источникам» — на двадцать пятое.
— Да, это почти наверняка, — подтвердил Лодыженко.
— Ну вот видите. А я не нахожу себе места на этом процессе.
— Как? Ведь в сегодняшней…
— Читал. Меня в свидетели, вас тоже. Но это не то. Я получил орден!..
— Что бы вы хотели еще? — почти строго допрашивал его Саид, встав со стула и прохаживаясь по комнате.
— Чего бы хотел, я и сам не знаю. Я переживаю такие мучения! Ну, согласитесь, что орден мне… только переадресован, но как направить его настоящему адресату? Легко спросить: «Чего бы вы хотели?». Инженер Синявин советует мне просто вернуть его…