Роман моей жизни. Книга воспоминаний
Шрифт:
Я откланялся.
Получить первое предостережение еще не представляло большой беды. Это даже подняло бы престиж «Слова». Посоветовавшись с сотрудниками, я решил оставить в книжке вторую статью о Вольтере и пойти на предостережение. Но утром на четвертый день, когда контора уже готовилась к экспедиции книжки, влетел ко мне, запыхавшись, типографщик Демаков и объявил, что августовское «Слово» арестовано и будет предано сожжению. Отклонить ауто-да-фе не было уже никакой возможности, и пришлось о трагическом факте телеграфировать хозяевам журнала, беспечно отдыхавшим на лоне природы и только-что приславшим мне одобрительные отзывы по поводу моего «умелого» редактирования.
Я, конечно, ждал громов на свою голову, но убыток падал,
Глава двадцать седьмая
1878–1880
Появление Гаршина. Гаршин в редакции «Слова». История напечатания в «Слове» первого рассказа В. Короленки.
208
Константин Михайлович Сибиряков (1854-после 1908) — потомственный почетный гражданин. Владел частью паев золотопромышленной «Прибрежно-Витимской К0» и «Компании промышленности в разных местах Восточной Сибири», перешедших ему по наследству от отца. В 1878–1881 г. издатель журнала «Слово».
209
Ресторан «Медведь», открытый в 1878 г. в доме А. Ломача, в Большой Конюшенной улице, № 27, содержал купец 2-й гильдии бельгиец Эрнст Игель.
Еще в Москве за перепечатку «Четырех дней» Гаршина из «Отечественных Записок» у меня с издателем «Газеты» Гатцуком вышел спор, и он объявил мне выговор, а я хотел уйти, и только извинение, принесенное им, уладило конфликт. Гатцук все-таки остался при особом мнении: такие рассказы, как «Четыре дня», совершенно «неуместны» во время войны. Кстати отмечу, что в столкновении с издателем мою сторону принял Костомаров [210] , выразившийся так: «Что ни говорите, а война есть разбой».
210
Николай Иванович Костомаров (1817–1885) — историк, прозаик, литературный критик.
Вообще появление Гаршина произвело в то время большое впечатление и протестующими, и художественными сторонами его превосходного рассказа. Поэтому визит Гаршина в редакцию «Слова» (которая перебралась на Мойку у Синего моста) приятно нас удивил.
Вошел, прихрамывая, — он был ранен на войне — молодой человек необыкновенной красоты: такие чудесные глаза-звезды, влекущие к себе, были только у Марии Николаевны, да у Сикстинской мадонны; смуглый румянец играл на его слегка восточном лице, опушенном нежной бородкой, а черные волосы вились; и во всем его облике было что-то девственно-застенчивое.
Он пришел, однако, лишь с целью литературного знакомства с нами и чтобы похлопотать о переводах для какой-то своей знакомой.
Жемчужников, которого я вызвал из его кабинета, стал усердно ухаживать за Гаршиным.
— И Дмитрий Андреевич и вот И.И., разумеется, не откажут вашей протеже в переводах, но желателен был бы от вас лично рассказ… Надеюсь, вы ничего не имеете против «Слова»?
— «Слово» я читаю с удовольствием, — отвечал Гаршин Жемчужникову — но я связан с «Отечественными Записками». Мне даже маленькое жалование платят с тем, чтобы я не участвовал в других изданиях.
— А полистно вы получаете?
— Да.
— Если не секрет — сколько?
— Семьдесят пять с листа… Но я так мало пишу.
— Послушайте, Всеволод Михайлович, —
Гаршин вспыхнул. Краска заиграла на его худых щеках.
— Нет, я не могу нарушить обязательства.
— Так, вы, по крайней мере, скажите Салтыкову о нашем предложении. Нельзя же так эксплуатировать писателя.
— О, нет, пожалуйста, не говорите так. Ведь, я едва лист или полтора могу написать в течение года, и это выходит чуть не тысяча за лист… Скорее я эксплуатирую журнал.
Тут Гаршин поднялся и ушел, опираясь на костылек, я проводил его до лестницы, и мы обменялись взаимными пожеланиями более тесного знакомства.
Нельзя не упомянуть здесь о том, что в «Слове» начал писать В. Г. Короленко [211] . Произошло это при следующих обстоятельствах.
В типографии Демакова, где печаталось «Слово», служил корректором некто Юлиан Короленко. Конечно, корректировал он и «Слово». Журнал выходил аккуратно первого числа каждого месяца. Часто статьи присылались авторами в последние дни, сверх срока, и поэтому корректор, подписывая, рисковал, что книжка выйдет с опечатками, так как наборщики не в состоянии выправить набор в какой-нибудь час, а машина не ждет. Случилось, что в научной статье, вместо «озон», было везде набрано «огонь». В специальном журнале посмеялись над опечаткой, редакция огрызнулась, но Демаков стал изводить корректора, и Юлиан Короленко обратился ко мне за защитой.
211
В «Слове» был напечатан первый рассказ Владимира Галактионовича Короленко (1853–1921) «Эпизоды из жизни «искателя»» (1879. № 7), там же, уже находясь в ссылке, он напечатал очерк «Ненастоящий город» (1880. № 11) и рассказ «Временные обитатели «подследственного отделения»» (1881. № 2).
Это был чрезвычайно вежливый с польской складкой и польским акцентом плешивый человечек. Он был неправ, но мало ли какие опечатки бывали и бывают, Демаков прекратил свои нападки, а Юлиан, посещая меня, рассказал, что брат его Владимир тоже профессиональный корректор, и у него есть охота самому писать; только из самолюбия боится, что его забракуют.
— Где же ваш брат?
— А он сейчас сидит.
— Где?
— Он политический, и, может, его скоро сошлют. Хорошо, ежели в места не столь отдаленные.
— Вы бы мне принесли что-нибудь из его писаний, — предложил я.
На другой же день он принес тетрадку.
При взгляде на нее опытный глаз сразу мог узнать, что она побывала уже в редакционном портфеле. На одном уголке сохранился номер поступления в редакцию, а на другом след стертой, написанной карандашом, резолюции.
— Рукопись уже была где-нибудь?
Юлиан Галактионович покраснел.
— Это я стер… Была в «Отечественных Записках» на просмотре у Михайловского. Брат приказал, если рассказ не подойдет, уничтожить, а я решил еще попытать счастья в «Слове», но боялся, что для вас отказ Михайловского напечатать повесть начинающего автора будет иметь значение. Мне следовало бы переписать первую страницу, чтобы не вводить в соблазн. Помилуйте, такой авторитет…
— Мнение Михайловского очень ценно, но и авторитеты ошибаются. «День итога» Альбова был забракован другими журналами, а, напечатаннный в «Слове», загремел, и, на мой взгляд, его даже переоценили. Оставьте рукопись.
Носила она название «Эпизоды из жизни искателя приключений». Очевидно, первые страницы произвели неблагоприятное впечатление на Михайловского: был робкий приступ к повествованию. Быка надо сразу брать за рога. Но когда я отрезал эти страницы, рассказ заиграл красками и, напечатанный, обратил на себя внимание критики.