Роман с Пельменем
Шрифт:
– Я просто показала ему одну болевую точку.
– Не моргнув глазом, ответила девушка.
– Если туда стукнуть, слезы текут сами. Хотите, я и вам покажу?
– Нет, я убежден, что самая болевая точка - это сердце.
– Ладно, - Сказал мобилизовавшийся Пельмень, - спектакль скоро начнется. Пора места занимать.
– Мы без билетов.
– Пояснила елейным голосом Татьяна.
– Тогда вам лучше пойти на третий ярус. А у нас места в партере, шестой ряд. До встречи в антракте.
– Дамы взяли своих кавалеров под руки, и пары чопорно разошлись. Эдуард Станиславович напоминал при этом доктора Мортимера, выгуливающего спаниеля Снуппи. А его спутница, соответственно, была похожа на
– Женя, скажи, а что было на самом деле? Почему вы ушли?
– Спросила Таня грозовым тоном.
– Ушли, потому что я хотел тебе отомстить.
– За что?
– А за все: за этого твоего Жоржа, и за Джокера, и за всех этих уродов, которые вокруг тебя толпятся, и за этого иностранца, за которого ты собралась замуж!
– Что ты несешь, какой иностранец, откуда ты знаешь?
– Ага! Значит, правда! Я чувствовал, что она меня не обманет!
– Даже так? Она тебе говорила про меня гадости?
– Она просто мне погадала.
– Так знай, что все это глупости и, потом, я еще не развелась с Вяземским...
– А за меня пойдешь?
– А ты мне предлагал?
– Зачем лишний раз унижаться.
– Ах, унижаться! Ах, унижаться! Да пошел ты знаешь куда!
– Куда?
– ... ... ... ... ... ... ... ... ... . !!!
– Так мне можно идти?
– Иди.
– Он жизнерадостно и чересчур протяжно улыбнулся. Улыбка приклеилась намертво, и с ней он повернулся и ушел. Татьяна, не успокоившись, а именно "транквилизировавшись", не сознавая ничего вокруг, явилась в партер, подошла к Жоржу, весело поболтала с ним, он уступил ей свое место в первом ряду, а сам устроился в ногах. Зазвучал полонез Огинского. Представление началось, но глава закончилась.
Уф, предвкушаю, что будут у меня неприятности из-за этой главы. Но что поделаешь - родной город. Достаточно выйти из дому (особенно в районе улицы Шота Руставелли) - тут же встретишь толпу моих знакомых, да еще и меня саму в придачу (как назло, даже толком не накрашенную, с кульком для хлеба, в самом затрапезном виде). И эти мои знакомые - знакомые не только мои. Их здесь знает каждая собака, даже моя собственная, которая давно потеряла собачью ориентацию. Поэтому они весьма ревниво относятся к своим литературным аналогам. Ох, будут у меня неприятности, когда кто-нибудь себя узнает в моих дружеских шаржах! Да что поделаешь. Я люблю окружать себя догадливыми людьми. Вот сейчас мысленно перебираю фамилии своих знакомых и как назло, не могу припомнить ни одного идиота. Кроме себя, конечно... Если бы я зналась с дураками, то сама на их фоне выглядела бы получше. Как сказал поэт:
Жму руку дуракам обеими руками.
Как многим все-таки обязаны мы им!
Ведь если бы они не были дураками,
То дураками быть пришлось бы нам самим.
И все-таки я предпочитаю сама выполнять столь важную в обществе миссию дурака, определяя если не верхний, то хотя бы нижний уровень ОК. Точно так же, как лучше вонять самому, чем нюхать кого-то другого. Изображать людей неинтересных, примитивных - значит хоть временно давать им прописку в собственной голове. Насмехаться над глупцом - значит, разделять с ним его глупость. На это я пойти никак не могу. Умному человеку не трудно понять, что я шаржирую лишь тех, кто мне приятен. Он это поймет, но, как положено интеллигенту, на свой счет не примет. И хотя я со стороны изучила повадки культурных людей, мне остается только констатировать, что выходки мои порой непозволительны. Поэтому среди моих друзей, людей в общем-то с широкими взглядами, наблюдается повышенная "текучесть кадров", а врагов (т. к. у них у всех хорошие манеры) вообще незаметно. И я думаю, что, раз уж человеку так
Глава 14. ЧУЖОЙ
Последний день каникул явился некстати и пробыл невыносимо долго. Таня печатала курсовую, финальные пять страниц которой получились слишком эмоциональными, несмотря на то, что речь шла о видах прилагательных, а не о пельменях. В семнадцать часов восемь (или десять) минут она закончила список литературы и поставила дырку вместо точки. Такая же маленькая черненькая дырочка зияла в ее душе. Безо всяких рассуждений, Татьяна набрала номер Джокера.
– Алло, Егор, от чего я тебя оторвала?
– Женщину провожаю.
– Далеко?
– До дверей.
– А потом?
– А какие будут предложения?
– А кто из нас, в конце концов, мужчина, ты или я?
– Сегодня ты.
– В принципе, я могла бы приехать. Если у тебя хватит на меня энергии.
– Жду.
Так как накрашена она была с утра, осталось только переменить одежду и сесть в метро. Мастерская Джокера находилась на улице со скромным названием Малая Подвальная, куда Таня добиралась, выйдя на Майдане Нэзалэжности (что в переводе на русский язык означает: Площадь Октябрьской революции) и нырнув в первый же грязный проулок.
Майдан Нэзалэжности играет в нашем городе ту же роль, которую в маленьких городках - улица Ленина с клубом, универсамом, кинотеатром и автобусной остановкой. Туда приходят одинокие люди, чтобы полюбоваться на себе подобных и, разумеется, встретить знакомого. Златозубые типы с зовом предков вместо сердца и инстинктами вместо извилин шныряют по Майдану, норовя кого-нибудь понюхать под хвостом, но им мешает свой же запах изо рта. Если есть в мире то, что они ищут, оно водится здесь, на Майдане. Гулять по этой площади стыдно и оскорбительно, потому что она - монастырь со своим антимонастырским уставом, который нельзя и не получается нарушать. Будь ты хоть трижды сноб, интеллигент и эстет (единый в трех эпостасях а значит совершенный), тем более, твои пути ведут на Майдан, потому что ты очень одинок. Если есть в этом мире чистая, лирическая, неземная любовь, она водится здесь, на Майдане, среди грязных банок из-под пива и липких бутылок "Миринды"...
Таня пыталась обойти столпотворение, в центре которого двигался и застывал паукообразный мим из Эстрадно-циркового училища, как вдруг почувствовала, что ее кто-то взял за локоть. Она обернулась и, к своему изумлению, увидела Пельменя.
– Девушка, извините, можно вам задать один вопрос?
– Можно...
– Сказала она чужим голосом, пытаясь понять и включиться в игру. То, что ее возлюбленный живет не своей жизнью, Таня давно подозревала, но ее это не останавливало. Даже если под одной черепной коробкой образовалось нечто вроде коммуналки со скандальными соседями, это, являясь классическим проявлением шизофрении, все-таки еще вполне нормально. Ходишь по такой коммуналке впотьмах, к кому в комнату забредешь, с тем до утра и останешься... Значит, возможны чудеса! Это как лотерея, где разыгрываются различные призы: начиная от стиральной машины и заканчивая смертью. Иногда хочется рискнуть.
– Видите ли, я - сексуальный маньяк. Дождя нет, я решил заняться сексом, пришел сюда, а тут столько этих женщин, прямо глаза разбегаются. Не могли бы вы посмотреть женским глазом и кого-то посоветовать?
– Понимаю вашу проблему, идемте.
– Такая реакция почему-то удивила Пельменя, но страшно ему понравилась. Он, бедный, наверно, думал, что сейчас его просто начнут пилить и выяснять отношения. Но несчастная женщина извелась до того, что согласна была закрыть глаза и позволить пилить себя.