Роман с Пельменем
Шрифт:
– Так вы его любите? Но ведь мы с ним почти одинаковые... Только я лучше. И я же не тороплю, давайте встречаться, когда вы узнаете меня ближе, то измените мнение. У человека должен быть выбор.
– Ну да. Женя меня зельем не поил. И пусть он меня замуж не зовет, но это только доказывает, что он - честный человек. А вы... сказали, что Бродяжник, а сами - какой-то Боромир! Вот!
– А вот это уже оскорбление !
– Отчего же?
– Потому что если уж на то пошло, то ваш разлюбезный Евгений - Боромир, а я как раз Фарамир, потому что я младше!
– Ах, вы еще и младше?
– На полчаса. А что?
–
– Но шанс ты мне можешь дать? От тебя же не убудет, надеюсь?
– Надеюсь, что прибудет. Я очень люблю "Вишню в шоколаде".
– Так я сейчас куплю.
– И рванулся бежать.
– В другой раз. До свидания!
– Крикнула Татьяна и вошла в подъезд.
* * *
Чтобы снять нервное напряжение, Таня, в общем, здоровая натура, решила принять ванну. Она напустила воды, сделала буйную пену, чтобы себя не видеть, вооружилась томиком Брюсова, поэта упоительно-фригидного, и приготовилась к отдыху, но не успела раскаленная лава доползти до грота Диониса (или что еще мог придумать досужий Брюсов?), как в дверь позвонили. Вылезать из теплой ванны очень не хотелось, но все же Татьяна надеялась, что это Пельмень или Джокер, и можно будет вернуться обратно. Но стоило открыть дверь, стало понятно, что это Валик с конфетами под мышкой. Теперь, когда она выяснила, что это - два разных человека, ей стало очень легко их различать, потому что, действительно, между ними ничего общего не было.
– Валик? Ну... проходите...
– Вся в пене, как Афродита, сквозь мокрый халат Таня проглядывала весьма аппетитно. И романтическая страсть от подобного зрелища уменьшиться не могла. Валик, помявшись, решил, что скромнее будет пройти на кухню. И по нему было видно, что он не знает, как себя вести в подобных случаях. Мстительная красавица не пожелала прийти ему на помощь и язвительно наблюдала, как он мнется и пыжится. Наконец, он изобрел фразу.
– Извините, что я пришел... но я... вспомнил О"Генри и подумал, что если женщина хочет конфет, надо их принести сразу, пока она не захотела персиков.
– Простите, но я от персиков вовсе не отказываюсь...
– Ну тогда... персики - в другой раз. Я же не волшебник, я только учусь. Хотите, я сварю кофе?
– А зелье с собой?
– Тане вовсе не хотелось никого морально убивать, но нянчиться была не расположена. Бывает такое монотонно-брюзгливое настроение, как зимний дождик.
– Если вы будете все время на меня смотреть, то я не смогу ничего подсыпать.
– Резонно, но опасность того не стоит. Охота сидеть на кухне и всяких пельменей разглядывать. Когда в ванной вода стынет, а шампунь уже на исходе. А денег не предвидится. А неприятный тип допивает остатки кофе. А от шоколадных конфет будут красные пятна на коже. А в холодильнике нет ни черта, только хлеб, сыр и пакетик ряженки. И с голодухи впору отдаваться за порцию мяса по-французски, да тарелку картошки, да салат из авокадо, собственному блудливому мужу. Который, надо отдать ему должное, вполне способен прокормить семью, даже, кажется, не одну. И который, кстати, на завтрак сегодня соорудил очень вкусные бутерброды. И на том спасибо.
– Скажите, а вам слабо просто оставить мне конфеты и уйти?
– Однако, вы недальновидны.
– Почему же?
– Потому что тогда
– Ах, вам нужен стимул! А как же une grande sublime passion?
– Чего-чего?
– Так Пушкин назвал чувство Дантеса к своей жене.
– Ну хорошо, давайте сюда все ваши шпильки, меня это совершенно не трогает.
– Я вижу, что вы непробиваемы.
– Типично женская логика - если нет сопротивления, то можно показывать характер.
– В чем же, по-вашему, состоит мужская логика?
– В чем? Да хотя бы в том, что это нормальный объективный ход мысли...
– Объективный с точки зрения кого?
– Поди ж найди философа, у которого не было бы точки зрения и который бы при этом не желал быть объективным. Ох, уж эта хваленая мужская логика! Объективные вы наши! А по-моему, объективность - это когда перед тобой сексуальный объект, а субъективность когда ты видишь в собеседнице личность.
– Объективность, - Голос его сделался уменьшительно-ласкательным, - Это объективность. Она, видите ли, существует вне наших представлений. А женщины, простите за каламбур, все видят сквозь розовые очки.
– Хорошо. А мужчины, значит, ходят с голыми глазами? И взгляд их, вопреки законам оптики, способен загибаться за угол?
– Не втягивайте меня, пожалуйста, в ученый диспут. Я боюсь в вас разочароваться.
– Однако, вы возитесь со своими чувствами больше, чем со мной. Простите, но мне холодно, и я бы хотела переодеться.
– Пожалуйста.
– И Таня побежала в комнату. Вернулась в лосинах и домашнем свитере, демонстративно не желая никого соблазнять. Валик стоял и варил кофе.
– Ну, смотрите, если я почувствую, что вы мне стали нравиться, сразу пойму, что меня чем-то опоили.
– Валик скривил страдальческую рожицу:
– Неужели, я вам настолько не нравлюсь?
– А с чего бы вы мне нравились? Меня за коробку конфет не купишь.
– Сколько же коробок принес мой разлюбезный братец?
– Сколько принес - все сам съел. Угощайтесь.
– В дверь позвонили. Таня вспомнила, что договаривалась с Даниленко поговорить о его стихах.
– Вот. Это Даниленко... Ну, тот, с которым вы сегодня делили одну парту.
– Тоже ваш поклонник?
– Нет, он метит выше. Но лучше бы вы спрятались в шкаф. А потом тихонечко выйдете, ладно?
– Конспирация!
– Он скрылся и до конца главы больше не появлялся. Таня отвела Даниленко на кухню.
– А я тут как раз кофе варю. Хотите?
– Можно выпить...
– Даниленко, как божество, изо всех слов предпочитал глаголы в инфинитиве.
– Берите конфеты.
– Таня разлила по чашкам кофе и присела на табуретку. Даниленко воинственно ждал рецензии. Таня сделала глоток, откусила конфету, прожевала ее и начала:
– Сережа, я прочла ваши стихи.
– Он замер.
– В них есть свой взгляд на мир, есть динамика... Но ведь нельзя подходить к поэзии так потребительски! Вы просто выражаете чувства в том виде, в котором они возникают и не пытаетесь их преобразовать.
– Зачем выдумывать?
– Я не призываю вас выдумывать. Хорошо, что вы этого не делаете. А то бы ваши стихи вовсе состояли из одних штампов. Когда люди выдумывают, они всегда норовят взять чужое. Но содержание все же не должно для вас самого заслонять форму. Вы когда-нибудь наслаждались поэзией?