Роман
Шрифт:
По краям телеги, свесив обутые в сапоги ноги, сидели Красновский, Клюгин и Рукавитинов. Аким правил, примостившись спереди.
– Приветствую вас, вассалы славного Артура! Святой Грааль да будет вам наградой! – раскатисто, на всю окрестность, продекламировал Антон Петрович, стоя на крыльце и опираясь на ствол французского ружья.
– Ave Caesar, moritori te salutant! – вялым голосом прочитал Клюгин. Все засмеялись.
Роман с дядюшкой сошли с крыльца. Они были в тех самых охотничьих уборах: в замшевых куртках,
Завидя хозяйку дома, сидящие в телеге сошли на землю и откланялись. Антон Петрович и Роман пожали прибывшим руки, положили свои ружья в середину телеги, на сено, где уже лежали три ружья, затем, оживленно переговариваясь, стали занимать места.
– Антоша, только умоляю – не долго, – произнесла свое обычное напутствие Лидия Константиновна, помогая Аксинье получше уложить корзину.
– Радость моя, не кручинься! Иль на щите, иль со щитом! – басил дядюшка, ловя и целуя ей руку. Затем он, тяжело подпрыгнув своим грузным телом, ввалился в телегу.
– Ромушка, Петр Игнатьич, вы уж не оставляйте его… – начала было тетушка, но Антон Петрович сердито погрозил ей пальцем.
– Не беспокойтесь, тетушка, все будет хорошо, – успокаивал ее Роман, занимая место рядом с Антоном Петровичем.
– Благословите нас лучше на убийство, – обратился к ней сидящий с Красновским Клюгин. – Чтоб нам получше нынче убивалось.
– Ах, бросьте… – махнула она рукой. – Акимушка, вези полегче, не гони.
– Довезем в лучшем виде, – оскалил свои белые зубы Аким, разбирая вожжи и влезая на передок.
– Ну, с Богом! – проговорил Антон Петрович и шлепнул Акима по спине. – Трогай, Самсон!
Аким чмокнул губами, дернул вожжи. Широкогрудый жеребец легко взял с места, и телега покатилась. Сняв шляпу, Роман помахал тетушке. Улыбаясь и качая головой, она ответно подняла руку.
Телега проехала сквозь липовую аллею, свернула вправо и, поскрипывая и побрякивая, покатила по дороге, именуемой «дальней», так как вела она к дальнему лесу, тянущемуся на горизонте голубой полоской. Ехать было не тряско: Аким наложил в телегу вдоволь сена, да и дорога была ровной, не побитой.
– Если не ошибаюсь, едем в Мамину рощу? – поинтересовался Рукавитинов.
– Святая правда, дорогой Николай Иванович! – громогласно отозвался Антон Петрович. – В Мамину, ибо все другое меркнет по сравненью с ней!
– Вы имеете в виду Выруб и Желудевую Падь?
– Именно.
– В Вырубе тоже хорошая тяга бывает, – проговорил Петр Игнатьевич.
– Бывает. Но не всегда.
– Там ноне токовали богато, – вставил Аким.
– Так тетерева токовали, а не вальдшнепы, – усмехнулся Клюгин.
– Я слышал,
Красновский пожал плечами:
– Понятия не имею. Мужики на вальдшнепов не ходят. Это им не ворон бить. Сноровка нужна.
– Роман Алексеевич, вы стрелять не разучились? – с улыбкой спросил Рукавитинов. Роман пожал плечами.
– Он никогда не разучится, – сказал Антон Петрович. – У него это в крови.
– Смотрите не сглазьте, – пробормотал Клюгин, покачивая своей массивной головой в такт движению телеги.
Аким стегнул жеребца вожжами, он побежал резвей.
Вокруг распласталось огромное поле.
Позади остался Крутой Яр, справа виднелся зеленый островок соснового бора, слева вдалеке – мелколесье, за которым находилась станция, а впереди выплывала из предвечерней розоватой дымки все та же полоса леса, край которого именовался Маминой рощей.
Роману было приятно ехать с этими людьми, привычки и манеры которых он хорошо знал.
Дорога была сухой и даже слегка пылила.
Легкий западный ветер гнал по небу низкие кучевые облака.
– Антон Петрович, вы, случаем, патронами не богаты? – спросил Клюгин.
– А что, батенька, у вас мало? – не поворачиваясь, в свою очередь спросил Антон Петрович.
– Десять штук.
Все сидящие в телеге при этих словах дружно выразили сочувствие Клюгину: Роман улыбнулся, покачав головой, Красновский обреченно протянул: «Ну-у-у…», Рукавитинов пробормотал: «Это несерьезно», Аким обидно крякнул, подстегнув лошадь.
Антон Петрович же тяжело вздохнул и многозначительно произнес:
– М-даааа.
Некоторое время ехали молча, потом Воспенников сказал:
– Дитя и то не отправится на тягу с десятью патронами. Что ж вы, голубчик, давеча не сказали?
– Запамятовал, признаться, – с кислой усмешкой пробормотал Клюгин.
– Запамятовали! – покачал головой Антон Петрович. – У вас оружие какого калибру?
– Двенадцатого.
– М-да… Стало быть, только я один и могу вас выручить. Что ж, дам вам штук семь.
– Благодарю вас, – кивнул лбом Клюгин.
– Антон Петрович, вы бекасинником заряжали? – поинтересовался Рукавитинов.
– Точно так.
– Бекасинником? – переспросил Красновский. – Зря. Очень зря.
– Это почему же? – обернулись к нему Роман и Рукавитинов.
– Потому что вальдшнеп не бекас. Вот почему. Я на гаршнепа и то восьмым заряжаю, а гаршнеп гораздо субтильней вальдшнепа.
– Голубчик, Петр Игнатьевич, – нравоучительно начал Антон Петрович, – я имею удовольствие уже тридцатый год ходить на тягу. И ни разу – слышите – ни разу не заряжал чем-либо другим. Только бекасинником. Вашим восьмым нумером можно смело бить рябца, а вы на гаршнепа им заряжаете. Из пушки по воробьям…