Ронины из Ако или Повесть о сорока семи верных вассалах

Осараги Дзиро

Заметив это, Кураноскэ невольно улыбнулся в глубине души.

Да, и впрямь буря. Однако истинные трудности должны были обозначиться лишь после бури. Ведь ураган очень скоро уляжется. Шуметь вот так попусту, может быть, и небесполезно иногда, да уж больно глупое занятие.

— Тихо, вы, тихо!.. — будто увещевали большие глаза Кураноскэ, когда взор его, смиряя яростное возбуждение толпы, как свет маяка над волнами моря, блуждал по рядам самураев.

Были и такие, что выходили вон из зала, гневно топнув ногой и выкрикнув на прощанье проклятье. Еще некоторое время зал напоминал бочку со взбаламученной водой, но постепенно возбуждение улеглось и наступила

тишина.

— Ну, что скажете? — упали посреди безмолвия тяжкие слова Кураноскэ.

— Да что уж, как вы сказали, ваша милость, так тому и быть. Безусловно, тысячу раз так! Нам тут возразить нечего, — решительно ответствовал Куробэй Оно. — То, что наши действия могут нанести ущерб родичам нашего господина, соображение весьма существенное. Речь идет и о соблюдении верности заветам покойного господина. Как вы знаете, сам я с самого начала придерживался именно такого мнения.

Кураноскэ снова улыбнулся про себя — с такой горделивой победной интонацией были сказаны эти слова.

Некоторые в ответ согласно кивали. Другие возражали им:

— Да нет же! Тысячу раз не так!

— Что ж, будем считать, что клан свое решение вынес. Впредь до передачи замка властям прошу вас следовать во всем моим указаниям, — в заключение сурово промолвил Кураноскэ и поднялся.

Вслед за ним многие стали вставать и расходиться. Дома жены и дети с волнением ждали, с чем вернутся главы семей. С конца прошлого месяца все постоянно были объяты тревогой — ведь мужчины только и обсуждали планы обороны замка или «смерти вослед». Ждет ли их безрадостная судьба ронинов или же, приняв сейчас злополучное решение, они согласятся тем самым на нечто худшее? Как быть? Выходило, что победили те, что решились первыми пойти на капитуляцию. Но с этим трудно было примириться; казалось, что надо еще бороться, спорить… Однако горькое чувство отчаяния не давало им двинуться с места. Многие так и продолжали удрученно сидеть на месте, безмолвно понурившись.

— Буря… Буря… — сдавленным голосом пробормотал Кураноскэ и вышел в коридор, сжав зубы, от чего мышцы лица напряглись, придав ему еще более грозное и значительное выражение.

Куробэй Оно в ту ночь тоже не вернулся к себе в усадьбу, оставшись в замке. Куробэй был одним из тех, кто вздохнул с облегчением, когда было решено сдать замок без боя. Когда совещание подошло к концу и Кураноскэ покинул зал, Куробэй тоже поднялся и, показав глазами сидевшему неподалеку Ситироэмону Тамамуси в сторону выхода, шагнул в коридор.

— Так ни с чем он и остался. Нахлебался вдоволь! — выдохнул Куробэй, скривив лицо в такой гримасе, будто раздавил вредное насекомое.

Тамамуси не понял, о ком идет речь, и потому ничего не сказал в ответ.

— В каком смысле? — переспросил он, на что Куробэй только мотнул головой, подбородком указывая в дальний конец коридора, где Кураноскэ как раз заворачивал за угол.

— Вишь, изображает простоту и бескорыстное благородство, а сам хитрец из хитрецов, всем на удивление. Когда он нам толковал про «смерть вослед» и про оборону замка, сам-то и в мыслях того не держал — все для того, чтобы нас отвадить, не дать нам перехватить инициативу. Ну, а сейчас-то насчет мирной сдачи замка он все правильно сказал… Да и мы тоже хороши — всему верим, все его слова принимаем за чистую монету…

— Вы так полагаете?

— А то как же! Еще бы не так! Что такое, по-вашему, все эти его деспотические повадки, которые мы наблюдаем в последнее время? Он ведь теперь самолично распоряжается всем имуществом клана, кроме разве

что собственности покойного нашего господина. Между прочим, он ведь во всех делах гнет свою линию, а моим мнением, которое основано на многолетнем опыте, пренебрегает, ни в чем не советуется! Да мыслимо ли такое?! Ну, уж сегодня мне все его нутро открылось. В общем, личность просто возмутительная. Он, значит, решил, что мы тут опасаемся прослыть слишком малодушными, и своими разговорами насчет обороны замка или «смерти вослед» стал нас соблазнять возможностью прославиться, стать отважными мстителями, которые бросают вызов закону. Так он всех под себя подмял, заставил молчать, а сам втайне планировал совсем другое, то, что ему выгодно. Это дело оставлять без внимания нельзя. Хоть и поздно хватились, но если хоть с нынешнего дня мы ему не выскажем все, что думаем, и не будем держать его под строгим контролем… Ничего себе! Да так мы все на свете провороним. Точно, так оно и будет. Теперь, значит, по его милости мы все наше жалование теряем и становимся ронинами. Нет, какое все-таки свинство!

— Да, может, оно и впрямь так, как вы говорите. Конечно, в этой суматохе и неразберихе можно все что угодно провернуть. А когда казну раздавали, он, небось, хотел в первую очередь рядовым самураям угодить — популярность решил себе заработать.

— Ну да, это уж как пить дать! Просто удивления достойная натура… Как будто он обо всех наших заслугах, о многолетней нашей верной службе вовсе не знает и знать не хочет. В общем, надо, конечно, к его манере приноровиться и делать вид, что мы ничего не разумеем, а между тем срочно надо что-то делать. Я хочу поговорить еще с Окабаяси и Тамурой…

— Так вон он, Тамура!

Действительно, Гэндзаэмон Тамура стоял у входа в зал с таким выражением, будто кого-то высматривал вдали.

— Господин Тамура! — окликнул его Тамамуси, и тот, словно очнувшись, поспешил на зов.

— Вот, господа старшины, есть же такие шустрые типы! Говорят, кое-кто из чиновников нашего монетного двора прихватил золотишко да и скрылся в неизвестном направлении.

— Что?!

— Решено ведь сдать замок без боя — вот некоторые и торопятся сбежать. Говорят, по призыву Окадзимы, нашего главного казначея, уже отрядили людей в погоню. Но каковы негодяи, господа!

— Такое сейчас вполне возможно. Ничего невероятного тут нет. И что, много денег они умыкнули? Да кто же это все-таки? Едва ли тут замешаны только мелкие чиновники. А если из старших чинов, то кто?

— Ну, вот, хотя бы Хара… — заметил Тамура.

Соэмон Хара доводился старшим братом начальнику казначейства Окадзиме. Заслышав голос Куробэя, он резко обернулся, но тот уже умолк. Увлекая за собой двоих собеседников, Куробэй пошел прочь по коридору, приговаривая:

— Ничего удивительного! Это же настоящий вор на пожаре — все стащит, что плохо лежит. Тут разве поймешь, где эти золотые жилы соединяются! Эх, поберечься надо!

Прежде чем завернуть за угол, Куробэй тревожно оглянулся и увидел, что Соэмон встает с циновки. Ужасно смутившись тем, что его могли услышать, Куробэй мелкими шажками поспешил дальше, стараясь оставаться в тени, под прикрытием дородного Тамамуси. Пройдя еще немного, он снова оглянулся и увидел, что Соэмон припустился за ними следом. В полном расстройстве чувств Куробэй ускорил шаги, вышел в прихожую и оттуда прямиком направился на свое подворье.

— Входную дверь закрой, — приказал он дежурному самураю из прислуги. — Кто бы сегодня ни пришел, меня ни для кого нет. Никого видеть не хочу.