Роскошь нечеловеческого общения
Шрифт:
– Да ладно...
– Гоша хлопнул Журковского по плечу, подталкивая вперед. Шагай давай. Водка стынет.
Журковский послушно начал подъем, снова забылся и схватился за липкие перила.
– Ах, дьявол тебя подери!..
– Что еще?
– усмехнулся Гоша.
– Да так... Перила грязные.
– Просто я думал - он же тебе с книгой помог. Может, у вас с ним дела какие-то?
– Да нет у нас с ним никаких дел! Нет! А дверь - она меня давно раздражает. Вот и прорвалось. Ничего особенного.
–
Гости разошлись часам к четырем. Последней уехала Вика Суханова со своей совсем уже сонной Надюшкой.
– Хорошо им, конечно, - бурчала Карина Назаровна, гремя на кухне посудой.
– Машину вызвал - в любое время тебя куда хочешь отвезут... Тоже мне - баре. Можно подумать... Новые русские... Денег-то - куры не клюют... Как это люди устраиваются? Надо же... Была-то совсем замухрышка, я ее помню, бегала по магазинам, как и все... А теперь - просто не подходи...
– Карина ляжет у нас в спальне.
Журковский посмотрел на жену, вошедшую в кухню. Галина была уже в халате, глаза ее слипались.
– А вы все сидите... ну, давайте. Только тихо. Я устала как собака... Гоша, ты в кабинете можешь лечь, и ты, Толя, тоже... Поместитесь... Кресло-кровать там, диван... Белье в шкафу... Я уже не в силах вам стелить...
– Нет, я домой поеду, - ответил Гоша.
– Сейчас, Галя, мы допьем тут...
– Да я тебя не гоню, оставайся ты, ради бога... Куда ты пьяный-то поедешь? И на чем?
– Доберусь. Не волнуйся, Галочка. Мне не впервой.
– Ну как знаешь. А то ложись... Все, господа хорошие, я пошла. Карина, ты в спальню приходи...
– Да-да, Галочка, конечно, конечно. Я сейчас тут домою все, чтобы утром чистенько было, и приду..
– Спокойной ночи.
– Галина зевнула и скрылась в коридоре, шаркая разношенными тапочками.
– Ну что, Толя, за упокой наших душ?
– спросил Крюков, наполняя рюмки.
– Типун тебе на язык!
– испуганно вскрикнула Карина Назаровна.
– Ты что, Гоша?
– Что ты имеешь в виду?
– спокойно спросил Журковский.
– Что имею? То и имею. Что мы с тобой, Толя, - покойники.
– Да перестань ты, господи ты боже мой... Что ты несешь-то?
– Карина Назаровна всплеснула руками.
– Карина Назаровна, - тихо сказал Крюков, - мы с вами, вообще-то, кажется, не родственники?
– Я не поняла, - отреагировала Карина Назаровна. В слове "поняла" она сделала ударение на первом слоге.
– Вы не поняли? Так поймите, что я не с вами разговариваю. Это во-первых. А во-вторых, я вам не сын, не брат, не сват и не кум. И обращайтесь ко мне, пожалуйста... Если у вас есть что сказать... На "вы". Теперь вы поняли?
Карина
– Ты чего заводишься?
– спросил Журковский.
Сам Анатолий Карлович терпеть не мог эту Карину, только ради жены и выносил ее присутствие в своей квартире. Но женских слез он тоже не мог видеть. Особенно если плакала женщина пожилая. Пожилая, бедная, одинокая и очень несчастная, каковой Карина Назаровна и являлась.
– Ты что, Гоша?
– снова спросил он, глядя в окаменевшее лицо Крюкова. Перепил, что ли?
– Нет. Не перепил. Чтобы перепить, мне нужно еще примерно столько же. Просто надоело. "Гоша" я ей, понимаешь! Нашла себе дружка... Давай, Толя!
– Ты бы извинился все-таки.
Гоша поставил рюмку на стол, медленно поднялся с табурета.
– Только ради тебя, Толя.
– Да ничего, ничего, ладно уж... Я-то сама не права была... Вы уж меня простите, Гоша. Так у меня по привычке вырвалось...
Журковский и Крюков синхронно обернулись. В дверях стояла Карина Назаровна, промокая слезящиеся глаза крохотным вышитым платочком.
– Простите меня, Гоша... Я же не хотела вас обидеть... Я только по-доброму... Думала, мы, вроде, свои здесь...
– Да садитесь вы, садитесь... Давайте выпьем. Бросьте...
Крюков говорил растерянно, выдвигал и снова задвигал под стол свободный табурет, переставлял на столе рюмки - словом, совершал множество лишних движений. Видимо, так он пытался скрыть свое смущение.
– Конечно, конечно, - бормотал Крюков, - о чем речь... Конечно, свои... И вы меня простите, сорвался, настроение, знаете, паршивое, вы уж не держите зла...
Карина Назаровна уселась напротив Гоши, рядом с хозяином дома, и боязливо посмотрела на Журковского снизу вверх. Она была маленького роста, пухленькая, из тех, кого порой называют "пышечками". Правда, волосы у "пышечки" были почти уже совершенно седые, а под глазами залегли глубокие складки, совсем не похожие на те, что бывают от частого и искреннего веселья.
– Выпейте с нами, выпейте, - бормотал Гоша, наливая водку.
– Давайте...
Карина Назаровна взяла рюмку пухлыми, короткими, почти детскими пальчиками.
– Спасибо... Спасибо вам... И вам, Анатолий Карлович...
– Помилуйте... Да за что же?
– За все, - кротко ответила Карина Назаровна.
– За все. За то, что меня терпите. Я же понимаю... Не совсем дурочка. Нужна я вам, можно подумать... У вас свои дела... А я просто у вас под ногами кручусь... Мешаю всем. Я же вижу. Все вижу.