Россия без прикрас и умолчаний

Владимиров Леонид

Видите ли, во времена Сталина его кандидатуру обязательно выдвигали в каждом округе, на каждом собрании. Он так и назывался – «всенародный кандидат». Но в то же время все заранее знали, что он будет баллотироваться в «своем» округе – в Сталинском районе Москвы. И там, в Сталинском районе (теперь, понятно, он так не называется) выдвигали только его, никого больше. А во всех остальных округах называли еще и другую фамилию. Потом официально, письмом в Центральную избирательную комиссию, Сталин благодарил за «всенародное доверие» и сообщал, что «принял решение» баллотироваться в Сталинском районе Москвы. Понятно?

Ну вот,

эта самая механика, столь же идиотская и издевательская, продолжается поныне. На собраниях в большинстве округов выдвигают кандидатами кого-нибудь из членов Политбюро (фамилии тоже рассылаются из Москвы, чтобы соблюдать пропорции, соответствующие рангу каждого из них). Там, где члены Политбюро действительно будут баллотироваться (это, разумеется, опять же известно заранее), никого кроме них не выдвигают. Но Брежнев здесь не будет, он, насколько помнится, проходит обычно где-то в Ленинграде. Поэтому сейчас назовут кого-то еще, а через неделю или две члены Политбюро подпишут коллективное письмо в Центральную избирательную комиссию. Они, так же как когда-то Сталин, поблагодарят «за доверие» и сообщат, в каких округах их фамилии должны быть вписаны в бюллетени. Вот сейчас... Эх, прозевали мы с вами: уже кого-то второго выдвинули. Слышали только что аплодисменты? Это как раз назвали фамилию. Может быть, предложили кандидатуру секретаря горкома партии (все секретари обкомов и большая часть секретарей горкомов – депутаты Верховного Совета), а быть может назвали какую-нибудь Анну Ивановну Лукьянову, работницу соседнего машинного завода. Пока что личность кандидата абсолютно неизвестна присутствующим, но им это безразлично – их ведь не спросили, как в только что подслушанном нами разговоре о Вьетнаме.

Примерно месяц спустя кандидат, как бы его там ни звали, приедет сюда, появится на этой же самой трибуне. Те же операторы кинохроники отснимут митинг встречи кандидата с избирателями. Подойдет воскресенье – и все, кого вы видите вокруг, вместе с семьями, пойдут на избирательные участки и послушно опустят в урны бюллетени с именем, которое только что здесь прозвучало. Верховный Совет соберется на сессию, и Анна Ивановна Лукьянова, сидя в задних рядах (депутатов рассаживают тоже по рангам), будет поднимать руку всякий раз, когда будут поднимать ее соседи. Потом она получит депутатские талоны в ГУМ и там, в специальном закрытом отделе, купит заграничную вязаную кофту и баночку красной икры...

Крутится сталинский маховик, крутится – инерция велика!

* * *

Сейчас, когда пишутся эти страницы, с момента нашего посещения завода прошло два года. Экономическая реформа в СССР продолжается. Я раскрываю советские газеты, советские журналы и выписываю для вас, что говорят о реформе сами русские лидеры и специалисты. Всего два высказывания.

Говорит Александр Бирман, профессор Московского института народного хозяйства имени Плеханова, доктор экономических наук (хорошо помню его книгу, подводившую «теоретическую базу» под хрущевские нововведения):

«Оказывается и сейчас еще, после того как осужден «вал», заклеймлено очковтирательство и, казалось бы, сам воздух пропитан идеями экономичности, разумности и рачительности, даже сейчас металлургическим заводам устанавливают производственную программу нереальную, волюнтаристскую, так как домны, мартены и прокатные станы, на которые эта программа рассчитана,

зачастую еще не построены, не введены в эксплуатацию.

Предоставим философам и социологам выяснить вопрос, почему так поступают работники Госплана».

Затем уважаемый профессор в пространной статье советует планировать получше, а предприятиям, если у них в результате «планирования» не станет денег для расчета за материалы, рекомендует... не платить своевременно зарплату рабочим. Мера, ничего не скажешь, радикальная. Помнит ли профессор, что было шесть лет назад в Новочеркасске?

Теперь дадим слово Председателю Госплана и «отцу» экономической реформы Николаю Байбакову:

«Предприятия, перешедшие на новую систему, работают по одним условиям, уже составляют свои планы по ограниченному кругу показателей, а в то же время остальные продолжают хозяйственную деятельность на иных принципах. Двусторонние обязательства между такими предприятиями не всегда удается установить».

Это из газетного интервью. А дальше в том же интервью Николай Байбаков неожиданно заявляет, что реформа вообще-то была не так уж и обязательна. «Речь идет не о преодолении какого-то спада, а об обеспечении более рационального и экономичного хозяйствования. Экономическая реформа как раз и преследует эту цель».

Да, наш собеседник, заводской экономист Александр, зорко смотрел вперед. Лидеры уже натягивают вожжи, стремясь сдержать реформистский пыл. Они не хотят говорить «Б». А тем временем промышленность ковыляет по-прежнему на дутых планах и обманной статистике.

И советские рабочие не питают иллюзий. У них все больше митингов и все меньше шансов на нормальное, человеческое существование.

Глава III. НАШИ СЛАВНЫЕ ХЛЕБОРОБЫ.

Если будет суд... – Разделяя, властвуй. – Продотряды, продразверстка и продналог. – Ночные эшелоны. – Шура Потапова, миловидный палач. – Как обойти закон. – Кукуруза под снегом. – Улучшения без надежд.

I.

— Если когда-нибудь состоится публичный суд над нынешним режимом, – сказал мне сибирский журналист, известный своими сельскими очерками, – то самыми тяжкими обвинителями на суде будут крестьяне. Ад, разверстый для них Сталиным, продолжается по сей день.

Этот человек знал деревню гораздо лучше меня, но все-таки я с ним не согласился. И дело было не только в том, что возможность публичного суда над современными русскими диктаторами представляется мне маловероятной. Я сказал моему собеседнику, что чаши страданий рабочих, крестьян, интеллигентов, переполненные до краев за последние 50 лет, практически одинаковы. Но главная его ошибка та, что всю вину за крестьянские муки он взвалил на Сталина.

В последующем споре мой собеседник признал, что ужасы в деревне начались еще до Сталина, что львиную долю ответственности за них нес Ленин.

Читая эту книгу, вы успели, вероятно, заметить, что я не пишу историю и не вдаюсь в теоретический анализ. Последующие несколько страниц будут единственным исключением из этого правила. Положение советских крестьян настолько сложно, что его невозможно понять, опираясь только на сегодняшние факты.

II.