Россия и современный мир №3 / 2016
Шрифт:
Мельник Денис Валерьевич – кандидат экономических наук, доцент Высшей школы экономики, старший научный сотрудник ИЭ РАН.
Оценивая развитие России последних пяти лет, можно утверждать, что проявления гражданского протеста по итогам прошедших в декабре 2011 г. парламентских выборов обозначили начало трансформации политико-экономической модели страны. Эти протесты нельзя объяснять исключительно социально-психологическими факторами, о которых много говорилось за прошедшую пятилетку – «раздражением горожан», недовольством «креативного класса», соответствующей реакцией власти и пр. Дело в исчерпании потенциала инерционной модели развития, основывающейся преимущественно на ресурсах, инфраструктуре и институтах еще советской эпохи. Уже ощутимое и неизбежное в дальнейшем сокращение экономических дивидендов от стабилизации для большинства населения все быстрее обесценивает дивиденды политические, извлекаемые из укрощения (действительного или кажущегося)
Всплеск спроса на будущее – вот что лежало в основе политических процессов 2011–2012 гг. В настоящее время этот спрос в значительной степени отложен и не оказывает влияние на то, что принято называть «повесткой дня». Однако в будущем он может превратиться в значимый фактор.
Для осуществления модернизации необходимо наличие субъекта модернизационного процесса – круга лиц, ответственных за разработку и проведение соответствующей политики, а также связанных с ними групп и институтов. Этот субъект в конечном счете выявляется в рамках политических механизмов. Логика поведения здесь основана либо на удержании имеющейся власти, либо на ее обретении в борьбе с менее удачливыми конкурентами. В условиях роста «спроса на будущее» основным оружием политической борьбы становится формирование программ, соответствующих этому спросу. Борьба за предпочтения граждан ведется путем формирования «образов будущего». Такие образы на этом своеобразном рынке определяются сложившейся элитой – за исключением случаев, когда элита более не в состоянии (путем рекомбинации, временного забвения внутренних конфликтов, уступок и т.п.) приспосабливаться к меняющимся условиям, что может привести к смене правящего слоя. Конфигурация и свойства элиты являются важным фактором, определяющим субъект модернизации.
Политическая воля, пусть и опирающаяся на потребности общества, является необходимым, но не достаточным условием последовательных и целенаправленных изменений. Структура экономики, характер процессов накопления и распределения задают пространство возможностей для проведения политических мер, определяют закономерности поведения субъекта модернизации. Соответствует ли сложившаяся экономическая система потребности России в модернизации? Для ответа надо охарактеризовать эту систему в целом.
В некоторых исследованиях последнего времени используется определение сложившейся в России политико-экономической системы как периферийного капитализма [см., напр.: 13]. Концепция периферийного капитализма получила обоснование в работах аргентинского экономиста Р. Пребиша и его последователей, представителей структуралистской школы. Опираясь на эти исследования, периферийный капитализм можно определить как экономику, испытывающую недостаток в накоплении и производительном потреблении капиталов, включенную в мировой рынок в качестве поставщика преимущественно сырьевых ресурсов и (или) сельскохозяйственной продукции. Отличительной структурной особенностью такой экономики является ее дуалистический характер: жесткое разделение между секторами и регионами, непосредственно связанными с мировым рынком, способными внедрять технологии и формы организации, обеспечивающие высокий уровень производительности и дохода, с одной стороны, и пространствами отсталости – с другой. Единственной устойчивой формой связи между анклавами развития и «периферией» национальной экономики выступает поток дешевой рабочей силы, использующей получаемые в «центрах» системы доходы для поддержания прожиточного минимума. Барьеры, препятствующие переливу капиталов и выравниванию доходов, закрепляются отсутствием или неадекватностью механизмов социальной ротации, провалами в социальной сфере.
Ключевым динамическим параметром, объясняющим развитие периферийной экономики, являются способы и механизмы образования и распределения «излишка» – результата ограниченного доступа к доходам наиболее производительных секторов экономики и к выручке от экспорта. Концентрируемый в руках представителей привилегированных слоев излишек является важнейшим источником накопления. В то же время объем потенциально доступных для производительного использования ресурсов имеет тенденцию к снижению, во-первых, в силу престижного потребления и заимствования из развитых экономик стандартов потребления; во-вторых, в результате давления на привилегированные слои с целью перераспределения излишка государством и (или) менее привилегированными слоями населения. Действие второго фактора усиливается при движении политико-экономической системы к демократизации и усложнению социальной структуры. Это, в свою очередь, является, как правило, результатом предшествующего периода относительно успешного экономического развития и роста излишка. Здесь, однако, возникают условия для порочного политического цикла: «В условиях демократизации так или иначе перераспределительные тенденции усиливаются. При этом или возникает инфляционная спираль, если распределение ведет к повышению издержек производства (что, помимо усиления инфляции, влечет за собой также и снижение излишка), или непосредственно забирается часть излишка, что рано или поздно также приводит к инфляционным явлениям. Таким образом, правила игры периферийного капитализма не позволяют устранить два его крупнейших дефекта: во-первых, его отторгающий эффект, который можно было бы скорректировать лишь путем более интенсивного накопления капитала за счет сокращения потребления привилегированных слоев и уменьшения доходов, переводимых в центры, и, во-вторых, его конфликтный характер, его противоречивость, усиливающуюся вследствие изменения соотношения сил в борьбе за власть между основными социальными слоями. Когда излишек возрастает, достигая своего максимума, а затем начинает сокращаться вследствие его
Еще одним дестабилизирующим для периферийной системы фактором выступает высокая степень зависимости от мировой конъюнктуры. Рост излишка при благоприятной конъюнктуре ведет к преимущественному росту престижного потребления, сопровождается усилением социального расслоения и напряженности без соответствующего роста производительного потребления. Период неблагоприятной конъюнктуры усиливает противоречия по поводу распределения излишка, приводя к росту социальной и политической нестабильности.
Таким образом, периферийный капитализм предстает как политико-экономическая модель, воспроизводящая отсталость не только в силу воздействия внешних факторов, но и в силу внутренних структурных особенностей, лишь обостряемых воздействием мирового рынка.
Сложившуюся в России политико-экономическую систему нельзя рассматривать только как результат политики последних десятилетий. Сама эта политика была во многом предопределена особенностями советской попытки рывка из отсталости. Уже в ходе дискуссий советских экономистов об индустриализации 1920-х годов отмечались те противоречия, которые потенциально вели к краху всего эксперимента. Е.А. Преображенский, один из наиболее ярких экономистов того периода, отмечал: «…Благодаря тому, что производительность труда и техника [в советской экономике] несравненно ниже, чем в Америке, и мы существуем, отгородившись от океана мирового рынка социалистическим протекционизмом, монополией внешней торговли, у нас создаются такие отношения в хозяйстве, которые были бы сметены при действии закона ценности и включении нашем в мировой рынок на основе свободы торговли» [9, с. 287].
Победа советской экономической системы в соревновании с ведущими экономиками так и осталась недостижимой мечтой. Ослабление, а затем и полное снятие барьеров между мировым рынком и национальной экономикой, между «планом» и «рынком» внутри страны (вполне соответствующее устремлениям и интересам значительной части советской «номенклатуры») привели к стихийному приспособлению социальных и политических структур под нужды периферийной экономики.
Вне зависимости от целей, от декларируемых (нередко – вполне искренне) программ и принципов результатом произошедшей трансформации стал периферийный капитализм. Характер возникшей системы был предопределен совокупностью социально-политических и экономических условий.
Фундаментальной характеристикой, определяющей особенности современного состояния страны, является медитократический 31 характер ее элиты («псевдо-элиты») (Шкаратан). Как представляется, процесс складывания «медитократического общества» в переходный период определялся, главным образом, механизмом извлечения ренты («излишка») (посредством продажи на мировом рынке доступных ресурсов) и распределением прав на доступ к этому механизму (посредством преимущественно силовых и административных методов). Стабилизация политико-экономической системы в первое десятилетие XXI в. стала результатом сложившейся на мировом рынке благоприятной конъюнктуры, позволившей расширить доступ в том числе части населения к результатам перераспределения излишка (как непосредственно, в результате роста доходов в отраслях и регионах с наиболее благоприятным по отношению к мировому рынку положением и последующим мультипликативным эффектом, так и за счет социальных мер государства). Значимым фактором этого процесса стал медитократический консенсус в рамках элиты, ознаменовавший окончание периода приспособления к увеличению извлекаемых из внешней торговли средств и связанными с этим конфликтами.
31
Термин «медитократия», введенный в научный оборот российским социологом О.И. Шкаратаном, обозначает характер формирования и воспроизводства элиты, противоположный меритократии, которая предполагает большую степень социальной мобильности и обновления элиты за счет наиболее способных выходцев из средних и низших слоев. Напротив, в медитократическом обществе «власть принадлежит людям со средними интеллектуальными возможностями…» [12, с. 78–79].
В целом стабилизация стала возможной после достижения страной устойчивого положения периферийной державы в условиях благоприятной внешнеэкономической конъюнктуры. Лишь в малой степени это было результатом идеологических и политических установок (скажем, «государственнических»). Идеи, взгляды и программы выступают в основном проявлением личных склонностей, служат для рационализации сложившегося порядка вещей. Поведение этих людей – лишь следствие места той или иной группы элиты в процессе распределения излишка. Большинство представителей элиты в таких условиях неизбежно ориентируются на краткосрочные личные интересы. Даже искреннее желание отдельных, пусть и весьма влиятельных, представителей господствующего слоя вырваться из оков периферийной экономики обречено оставаться лишь выражением их субъективных предпочтений. Распространение коррупции довершает эту картину: «Этика любой общественной системы неделима. Порочность этики распределения, характерной для периферийного капитализма, – даже если эта этика опирается на закон, – стимулирует откровенно противоправные поступки, которые, получив распространение, искореняются с трудом» [8, с. 103]. В конечном счете логика действий лидеров (или претендентов на лидерство) здесь определяется необходимостью приспосабливаться к балансу интересов внутри медитократической элиты.