Российская Зомбирация
Шрифт:
Пустить себе кровь было недолгим делом, как и забрать самый обыкновенный ключ.
Осатаневшие крики и хрипы раздались разочарованно вверху и, падая, как лавина, покатились ко мне, вниз. Одновременно что-то начало подниматься и снизу, как блевотина. В моих жилах застыла кровь. Это было довольно странно, так как я всегда считал, что кровь бежит по венам, а не жилам.
Несколько пролетов, скачущий потолок, зрачки телекамер.
Восьмой этаж, как его же повернутая цифра, на первый взгляд бесконечен – обласкан светом, но мрак нарастил по периметру резерв. Четыре лестницы в углах, как шахматные ладьи, введут вверх и вниз. А в центре долгожданное спасение:
Огромными скачками я преодолел гигантское расстояние, чувствуя, что здесь бродили зомби. Ключ повернулся в замке легко и смазано, до последней секунды холодя меня ощущением того, что дверь не откроется.
Внутри, как тюремный карцер – место, чтобы мог стоять один-единственный человек. Просто нища, которые в средневековых замках занимали статуи в доспехах. Пустоты, как в коридорах Версаля, хотя я там не был. Решетка вентиляции, видеокамера и ручка с обратной стороны, чтобы захлопнуть за собой прочную дверь.
Все было до неприличия просто. Я опешил от такой легкости. Шум с потолка приближался, и по опыту я мог сказать, что ко мне движутся как минимум с десяток мертвецов. Я встал в кубрик и готовился закрыть за собой дверь, покуда издалека, из самого угла меня не потряс крик:
– Иван, подожди!
Ко мне, скатившись со ступеней, бежал перепуганный Фен, а за ним по пятам, стонали и шептались голоса преследующих его мертвецов.
Моя рука застыла на ручке двери.
Глава 9
Для Пульхерии Серафимовны Капустиной посещение Заельцовского кладбища, где она навещала могилку своей матери и ушедших в мир иной подруг, всегда было занимательным путешествием. Даже Колумб так тщательно не готовился к своим походам, как Пульхерия Серафимовна собиралась навестить родные могилки. Старушечья радость начиналась у нее с площади Калинина, в центре которой возвышался величественный, бетонный блокпост, когда она, выказывая недюжинную энергию, билась за место в душегубке белого ПАЗ-ика с оптимистичной табличкой “До Кладбища”. Судя по количеству набившихся в салон старичков и старушек, название было явно с намеком и символичным.
В транспорте Пульхерия, освобождаясь от стариковского одиночества, заводила полезные знакомства, делилась способами пикирования помидоров, перечислением черных дат и болезней, которые обеспечили памятные события. Иногда она ругалась, если в салон затискивался какой-нибудь молодой хрыч, с постным выражением лица и не разделяющий оптимизм постоянного кладбищенского бомонда.
У белой, как полячка, но с византийскими куполами церквушки, стоявшей у кромки соснового леса, как кулич на блюдце, Пульхерия неизменно крестилась. Часто заходила внутрь, не забывая повязывать на голову платок. Хоть красота ее давно, уже лет тридцать как не могла навредить Господу Богу, привычку она блюла неукоснительно. При этом, она давно забыла про пост (если посмотреть немного по-другому, то многие пенсионеры круглый год блюдет строгий пост), дни православных угодников, и даже подойди к ней какой-нибудь одухотворенный юноша в рясе, да попроси Пульхерию прочитать ему православный символ веры, старушка бы посмотрела на него как на умалишенного и посоветовала бы поставить свечку за здравие.
К воротам громадного погоста, в утробе которого спала Янка Дягилева, неизменно подъезжали скромные похоронные процессии и безобидные грузовые газели, закупленные по гранду кладбищем. Катафалки и гужевые железные лошади двигались в конец кладбища, где в окружении светло-бежевых гор суглинка, разверзлись
Гражданские хоронили умерших в закрытых гробах, никакое бальзамирование не могло скрыть ужасающего уродства, которое по праву наследования передавали нападающие зомби своим жертвам.
Трупы из газелей вытаскивали вдалеке, хоронили у кромки отступившего березового леса, сменявшего здесь сосновый. Пара хмурых, в обвислых синих комбинезонах, работников, скидывали трупы, замотанные, в пропитанный хлоркой целлофан, прямо в ямы. По два-три тела на земляную щель, куда тут же сбрасывал первую горсть земли ковш экскаватора.
В дальнем конце хоронили неопознанных, самые изуродованные трупы или тела бездомных, одиноких стариков или сирот, а также жертв криминальных разборок. В дни пандемии, кладбищенская администрация гребла деньги лопатой, поэтому муниципалитету пришлось обложить кладбища дополнительными налогами и охраной.
Пульхерия купила несколько пластиковых цветочков и сразу, памятуя о расплодившихся ныне собирателей угощений и цветков, обломала им черенки.
Около входа на кладбище поставили новую конторку с официальным заглавием: “Организация захоронения больных граждан”. Каждый, кто хотел похоронить убитого зомбями родственника или самого отдавшего концы овоща или буйного, должен был оформить документы (в том числе и трупа) в заведении.
На главной аллее, окаймленными высокими соснами, вместо корней вспучивающих земли – толкающиеся могилы с оградками, и уродливые колоссы цыганских наркобаронов.
По правую руку аллеи Оглы, по левую – Орловы.
Их могильным зиккуратам позавидовала бы третья династия Ура. Вполне возможно, что почувствовали бы себя уязвленными и египетские фараоны. Ступенчатые пирамиды с вершинами из огромных мраморных плит или бронзовых скульптур, где в полный рост запечатлен очередной великий человек нашего времени, погибший от пули или передозировки наркотиками.
Подле каждой такой пирамиды извечно толпились цыганские семьи, жарившие шашлык, пившее дорогое вино, вкушавшие фрукты и дорогие закуски. Разнообразные кушанья объединяло одно: все их хозяева смотрели на проходящих мимо люди, как на пустое место. И эти забитые и обтрепанные прохожие, почти задевающие дорогие черные Мерседесы, припаркованные за взятку прямо на кладбищенской аллее, этот остаток арийского духа, служащий смуглым сорокам, на небольшое мгновение, но прикасались к миру богатства и роскоши. Проходящие мимо бабушки богобоязненно крестились, радуясь, что люди так чтят усопших. Мужчины старались не встречаться с молодыми, налитыми силой и деньгами парнями. Они всегда искали повод для драки, но их нельзя за это винить – молодые редко любят погосты.
Заельцовское не просто пользовалось, а массово производило дурную славу. Этажерки, то есть двойные захоронения, продажа трупов зомбей для опытов или таксидермистам, а то и просто расплодившимся сатанистам было вполне обычной практикой. Говорили, что новые могилы зомби раскапывают неизвестные и предаются с ними страшной содомии. Странно, но среди бегающих между могил вертлявых цыганят, разрушающих надгробия в нищенских попытках схватить оставленный на столике кулич, очень часто встречались овощи.