Российская Зомбирация

Злобин

– А ректора университетов, получив автономию своим заведениям, времени даром не теряют. Ишь, как отгородились от банд. Мой сынок сюда будет поступать. Хочет быть инженером мостостроителем.

Еремей мельком взглянул на величественное здание института с колоннами и вновь промолвил:

– Нет. Боюсь без него кресло губернатора мне не получить. В Иване чувствуется настоящая власть, сила от Бога, если хочешь!

Эдик хмыкнул:

– Ты реально думаешь, что ему понадобишься, как только выиграешь выборы? Да тебя найдут с перерезанным горлом в своем новом кожаном кресле, которое вскоре займет какой-нибудь твой невзрачный и покорный заместитель,

с лизоблюдским именем, скажем Вадим Крысин.

Автомобиль подъехал к площади Калинина, в центре которой был возведен долговременная огневая точка, с пулеметами, мощной радиостанцией и с целым взводом контрактников. Площадь представляла собой ровный круг, от которого, подобно солнышку, отходили четыре крупных луча-улицы. Одна из них вела по направлению к Заельцовскому кладбищу. Оттуда по весне уже однажды пришла опустошающая волна мертвецов.

– Валить его надо, – утвердительно сказал личный охранник Еремея, – мы же все бойцы, за нашими плечами войны, вот такие подвиги, подобные сегодняшнему. Мы русские мужики. в конце концов! Что, мы какого-то дрища в балахоне испугаемся? Долго он нами будет командовать?

Еремей вздохнул, он никому не рассказывал полной правды о том, что скрывается под складками темной одежды того загадочного человека. Он и сам этого не знал до конца. Ему бы вряд ли поверили.

– Так что будем делать, капитан? – спросил, облизнув губы, Руслан Гудков, уверенно выворачивая на повороте руль, – будем присматриваться к Ивану и рубить его?

Еремей, взвесив все за и против, кивнул:

– Да, будем выводить его из игры. Не сейчас, после выборов.

– Отлично, – потер руки Эдик, – давно пора.

– Хорошо, – сказал Руслан.

Еремей Волин видел, как в прямоугольном зеркальце над пластиковой панелью машины, закинувший голову Руслан Гудков, снова облизал губы. Мужчина не знал, что водитель, его давний друг и товарищ, никак не может избавиться от ощущения слизи и гноя на своих губах: сегодня утром он впервые поцеловал протянутую к нему руку из-под рукава толстовки.

Руслан бросил последний, короткий взгляд на погрузившегося в задумчивость полковника, и сосредоточился взглядом на дороге, а мыслью на своем сыне, которого нежно, совсем по-отечески, поглаживал сегодня утром по голове, прежде чем куда-то увести, зашедший к нему в гости Иван.

Глава 8

С рук сорвалась удавка веревки. Я подкрался к жертве на подушечках пальцев, как камышовый кот. Скандинавская ярость заполонила мой мозг, и целый ураган ударов обрушился на жертву. Я бил с оттягом, бил ногами, ладонями, сцепленными в замок. Лягался и плевал. Я отомстил ему за все унижения, что вытерпел в этот короткий срок, за все пытки, тычки и оскорбления.

– Я не виноват, – верещал поросенком Феликс Викторович, – не виноват я!

– Она сама пришла? – шипел я, выкручивая ухо, – говорил же тебе, что это ловушка. Что, так сложно понять было? Так сложно? Из-за тебя мы здесь, из-за тебя!

Если мы слишком громко шумели в наш импровизированный канализационный зиндан – стакан отстойника с забетонированными штольнями труб, мочился охранник, стараясь попасть нам на голову.

Переждав этот дождик в четверг, я успокаивался и миролюбиво говорил скисшему и совсем разбитому Фену:

– Ничего, выживем.

Как я и предполагал, нас похитили работорговцы. И хоть мы не были похожи на доверчивых славянок с округлыми лицами и тупыми мозгами, что подаются в массажистки, но на двоих мужиков тоже позарились. Бандитские группировки

славного города Куйбышева, в позапрошлом Каинске, еще до Зомбикалипсиса славились чрезмерной жестокостью.

К сожалению это был не самарский Куйбышев, а медвежий, кепочно-семечковый, ботающий по фене, сорокатысячный сибирский городок. Мне он запомнился тем, что в безусую юность, пуская себе по венам рок, мне там набили морду и сожгли хайер. Время скоротечно, мучители из прошлого выросли и теперь меня в Куйбышеве хотят продать в рабство.

Маленькие города, существовавшие до кризиса за счет транзитной или челночной торговли и не имеющие экономической значимости для больных регионов, местечковыми сабантуями разгромили особо не сопротивляющуюся полицию и подмяли администрацию города под себя. Как правило, такие группировки с армией не контактировали, справедливо понимая, что она обеспечивает безопасность, а они порядок. Фактически бандиты превратились в новых хозяев малых городков. Некоторые жители с ехидцей заявляли, что ничего, собственно, не изменилось.

В связи с тем, что мимо Куйбышева проходила федеральная трасса и какой-никакой поток людей, а собственных производственных сил в городе было мало, предприниматели занялись похищением людей. При империи Каинск был славен маслоделием, чья продукция была качественней европейских масел, при советской власти город хвастался индустриализацией и именем знаменитого революционера, а в новое российское время – бандитами, в постзомбячье еще и мертвяками.

Главную конкуренцию Куйбышевской работорговле составляли не власти, не военные и не местные жители, а братва из соседнего Барабинска, которая была тоже не прочь поживиться за счет неосторожных путешественников. Зоны влияния поделены еще не были, поэтому пальба, подрывы и взаимные обвинения, не прекращались.

Схема поимки людей усложнялась с каждым днем: уже никто не вырывал с мясом дверей и не вламывался на одинокие фермы или дачи. Продавали проштрафившихся соратников и накосячивщих людей. Так как город уже не мог обеспечить появившихся заказчиков на человеческий материал, работорговцы ловили одиноких путешественников, трясли машины, староверов, язычников и прочих беженцев, проросших по местным березово-осиновым лесам, как грибы после дождя.

Часто использовалась приманка с девушкой, при виде которой очень многие не могли устоять и, либо рвались ее спасать (что редко), либо насиловать (что чаще), тут их и брали. Прекрасно работающая разведка загодя оповещала активную группу, что и похищала людей. Нас с учителем услышали издалека и вели, пользуясь знаниями местности и опасаясь моего автомата, до расставленной ловушки.

Если вы дурак, вам даже автомат не поможет.

– Надо во всем искать хорошее, – печально сказал учитель.

– Только если ты не барахтаешься в бочке с дерьмом.

– Во-первых, мы не полностью в дерьме, а лишь частично. Во-вторых...

Общаясь с интеллигентами, я становлюсь злее. Пожалуй, я скоро съезжу ему по крысиному подбородку, чтобы выбить один-два этих мелких-мелких, пожелтевших, как сыр, зубов.

– Видишь в чем дело, Феликс Викторович. Как ты понимаешь, мы стали рабами. Полностью зависим от наших хозяев, которые пока что кормят, поют и не дают нам подохнуть. Но положение раба плохо тем, что он не знает и не может влиять на свое будущее, более того он живет одним лишь настоящим. А знаешь, какое оно у нас? Продажа. Может на органы, может как мозги или рабочие. Может, может... “может” и никакого “знаем”!