Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы

Андреев Андрей Юрьевич

Вторым «великаном ученого мира Германии» Мельгунов называл Александра фон Гумбольдта, разговор с которым во время пребывания автора в Берлине в 1837 г. лег в основу следующего путевого очерка. Среди различных литературных и научных предметов был затронут и Берлинский университет, где Гумбольдт особенно выделил лекции Ганса и Бёка, причем курс последнего он посещал в течение года. «Не знаю, – писал Мельгунов, – кому больше приносит это чести: ученику или преподавателю – Бёку ли, которого лекции знаменитый натуралист почел заслуживающими своего внимания, или Гумбольдту, который умел оценить заслуги славного эллиниста и принять живое участие в его исследованиях». [1340]

1340

Там же. № 11. Отд. II. С. 89.

Но лучше всего образ «классического» университета Мельгунов передал в позднем очерке «Бурши и филистеры» (1847). Поводом к его написанию послужило несправедливое, по мнению Мельгунова, обвинение: «Немец не успевает быть ни человеком, ни гражданином:

вся жизнь его правильно разделена на буршество и филистерство». В ответ автор возражал, что и буршество, и филистерство в Германии были «явлениями временными», корень которых лежал в «феодальных отношениях». Он противопоставлял старый университет как «род феодализма», «status in statu» со «своими привилегиями, правами, законами», члены которого «считали себя как бы вне общего состава государственного», и новый – современный ему университет как свидетельство пробуждения национального духа, в котором высказана «идея единства Германии» и который помогает стране «выработать в себе элемент человеческий и гражданственный; когда повсюду возникает не только отвлеченное сознание прежней односторонности, но и практическое стремление к освобождению себя от средневековых оков». [1341]

1341

Отечественные записки. 1847. № 8. Отд. VIII. С. 148–153.

Итак, анализ двух образцов русской прессы 1830—40-х гг. показал, сколь значимое место занимала в них тема немецких университетов. При этом немецкие университеты были представлены и в ЖМНП, и особенно в «Отечественных записках» не только непосредственно в учебном отношении, но и «с высшей точки зрения», как проводники новых идей «классической» эпохи, особого идеала чистой науки. Этот идеал, давая мощнейший толчок развитию вперед фундаментальных исследований, одновременно служил росту гражданского сознания в обществе, поэтому, рассуждая о влиянии университетской жизни на Германию, русские публицисты могли вполне осознанно надеяться на схожие изменения и в общественной жизни России. Необходимо отметить и присутствие конкретных посредников – русских писателей, ученых, тесно связанных или учившихся в «классических» университетах Германии и транслировавших исходившие оттуда идеи русской публике. О том, что эти идеи действительно усваивались в России, ярко свидетельствует то новое общественное значение, которое в 1840-е гг. получили отечественные университеты.

Правда, после событий 1848 г. в Европе взгляд российского правительства на эти успехи изменился. С тревогой в России наблюдали революционный парламент во Франкфурте на Майне, на три четверти состоявший из выпускников немецких университетов, членов различных студенческих объединений, и насчитывавший среди депутатов свыше 100 действующих или бывших профессоров. Вызывали страх возмущения студентов в Саксонии, Баварии, Вене, Праге, Будапеште и др. [1342] И действительно, как отмечают современные историки, существовала глубинная связь между той личной свободой и ответственностью, которую каждому предоставлял «классический» университет, и выработкой активных гражданских чувств. [1343]

1342

M"ullerR. A. Geschichte der Universit"at... S. 80.

1343

A History of the University in Europe / Gen. ed. W. R"uegg. Vol. 3. Universities in the 19^th and early 20^th centuries (1800—1945) / Ed. W. R"uegg. Cambridge, 2004. P. 22—25.

Но российским правительством и, прежде всего, императором Николаем I это трактовалось как очевидный вред, наносимый науками воспитанию молодежи, и неблагонадежность университетов самих по себе, что по сути означало возвращение лексики, свойственной эпохе А. Н. Голицына. Как и в тот период, в России после 1848 г. опять возникли слухи о готовящемся закрытии университетов. [1344]

С попыткой защитить российские университеты в их «классическом» предназначении выступила статья И. И. Давыдова в журнале «Современник», инициированная С. С. Уваровым¹⁶⁴. В ней подчеркивалось «благотворное участие русских университетов в общественном образовании», высокий научный уровень, которого они достигли за последние годы, то, что «наука во всей обширности преподается только в университетах; под их сению воспитываются и ученые, и писатели, и мужи государственные», и, как следствие, что общество «привыкло уважать университетские дипломы наравне с дворянскими грамотами». Отмежевываясь от революционных событий в Европе, автор отрицал прямую связь российских университетов с немецкими, но в то же время упирал на то, что в нашей стране именно университеты развивают «человека в целом», позволяют ему «войти в одну великую семью цивилизации», т. е. непосредственно отстаивал идеал немецкого Bildung. Надо сказать, что Николай I и близкие ему сановники не вняли этим доводам. Император объявил министру выговор за пропуск «неприличной» статьи. После еще ряда попыток, видя полный провал своих усилий, в октябре 1849 г. Уваров подал в отставку. [1345]

1344

Эймонтова Р. Г. Русские университеты на грани двух эпох: от крепостничества к капитализму. М., 1985. С. 43–44.

1345

Петров

Ф. А. Указ. соч. Т. 4. Ч. 2. С. 227–231; Шевченко М. М. Указ. соч. С. 122–142.

Наступившее после его отставки «мрачное семилетие» в образовательной политике поставило под сомнение все результаты реформ 1830—40-х гг., а главное, «благонамеренность» и «полезность для государства» достигнутого уровня университетской науки. Меры по повышению качества преподавания и научной деятельности в университетах России резко сменились реакцией, продиктованной страхом перед событиями в Европе. Развитие университетов было отброшено назад, причем поскольку попирались именно их научные свободы (например, отменено неотъемлемое прежде право выбора ректора, введена цензура профессорских лекций, ограничения для студентов по выбору факультета и т. д.), то российские университеты в этот период значительно отклонились от «классической» модели. Их состояние в последние годы царствования Николая I со многих сторон можно назвать тяжелым. Поэтому именно в отношении его недостатков и развернулась критика с началом эпохи Великих реформ.

Каким дальше последует развитие университетов в России? И возможно ли будет вернуться к построению в ней «классического» университета? Ответы на эти вопросы оставались открытыми и служили предметом дискуссий в последующие периоды отечественной университетской истории.

Возможен ли «классический» университет в России: дискуссии современников

Процесс распространения идей «классического» университета в России, естественно, не остановился в середине XIX в. Поэтому в заключительном параграфе книги, выходя за ее основные хронологические рамки, хочется бросить взгляд вперед, чтобы увидеть общую перспективу и показать, в какой степени эти идеи сохраняли свою актуальность для всего дореволюционного периода истории российских университетов.

Во второй половине XIX – начале XX в. данный процесс шел на фоне продолжающихся попыток реформирования университетской системы в России. Основные стадии этих реформ уже служили предметом исследования историков, [1346] хотя их сравнительный аспект в сопоставлении с университетами Западной Европы еще изучен явно недостаточно. Для нашей же темы важно, что в период подготовки каждой из реформ среди государственных деятелей и в общественном мнении обсуждалась их программа, и немалый вклад в это обсуждение вносили споры о возможности переноса в Россию тех или иных форм европейской организации университетов, с ориентацией прежде всего на немецкие «классические» образцы.

1346

Эймонтова Р. Г. Русские университеты на путях реформы. Шестидесятые годы XIX века. М., 1993; Щетинина Г. И. Университеты в России и устав 1884 года. М., 1976; Иванов А. Е. Высшая школа России в конце XIX – начале XX века. М., 1991.

В соответствии с общим ходом реформ эти дискуссии можно хронологически разбить на несколько этапов. Первый относится к рубежу 1850– 60-х гг. XIX в. Преодоление последствий «мрачного семилетия» требовало нового осмысления университетских принципов применительно к российской действительности. На рубеже 1850—60-х гг. состоялось первое широкое общественное обсуждение так называемого «университетского вопроса», т. е. роли и места университетов в русском обществе. В его ходе звучали различные мнения, но многие видные ученые и общественные деятели, имевшие возможность знакомства с разными системами высшего образования в Европе, отстаивали чистоту университетской идеи по примеру Германии [1347] . Тем самым, речь шла о возвращении российских университетов на основной европейский путь, необходимости дальнейшего развития в нашей стране черт «классического» университета. Преемственность с направленным на это курсом С. С. Уварова показывал и А. В. Головнин (1821–1886), министр народного просвещения в 1862–1866 гг., вновь развернувший широкую программу подготовки молодых профессоров за границей. [1348]

1347

Эймонтова Р. Г. Русские университеты на путях реформы… С. 81. 

1348

Стаферова Е. Л. А. В. Головнин и либеральные реформы в просвещении (первая половина 1860-х гг.). М.,2007. С. 89.

Знаменитый хирург и видный деятель народного образования, руководивший по поручению министерства с 1862 г. из Германии обучением там русских стипендиатов, Н. И. Пирогов (1810–1881), останавливаясь на текущем своеобразии российского высшего образования в сравнении с европейским, писал: «Наш университет отличается совершенно от средневекового английского тем, что он нисколько не церковный, не корпоративный, не общественный, не воспитательный. Наш университет похож только тем на французский, что в него внесен – и еще сильнее и оригинальнее – бюрократический элемент; но он не есть еще департамент народного просвещения как французский, и факультеты в нашем еще не лишены так взаимной связи, как в том. Наконец, наш университет еще менее похож на германский, который ему служил образцом, потому что в нем нет самого характеристичного: полной Lehrund Lernfreiheit и стремления научного начала преобладать над прикладным и утилитарным». [1349]

1349

Пирогов Н. И. Университетский вопрос // Избранные педагогические сочинения. М.,1953. С. 328.