Росстань
Шрифт:
— Умеете вы готовить, — похвалил парень еду. — Только, однако, чесноку шибко много. Но под выпивку сойдет.
Федька замолчал на полуслове, отпрянул от маленького окна. Китаец забеспокоился:
— Чего тебе боится?
Федька не ответил, сгорбил спину, вздулись скулы желваками. Вантя к окну приник. За окном ничего страшного. Просто русский мужик метет широкий купеческий двор.
— Работника моя, Петра.
Парень и так видит, что работник. Завернул занавеску. Не надо, чтобы этот работничек, Петр Пинигин, увидел
— Давно он у тебя?
— Две недели будет.
Купец посмотрел на Федьку внимательно. Руку свою холеную погладил. Видно, волнуется купец. Почуял что-то.
— Дай еще спирту.
Федька выпил, не морщась, не закусывая.
— Шибко мне хочется с твоим новым работником поговорить. Давно хочу поговорить.
Китаец сидел прямо, спросил бесстрастно:
— Его плохой люди?
Федьке хотелось закричать, что эта гадина друга его, Лучку, убила и нет поэтому ему, Федьке, покоя, пока ходит по земле враг, но он только прикрыл побелевшие глаза.
— Шибко плохой люди, — медленно ответил парень, — не заметив, что он впал в Вантин тон.
Когда затихли последние бои, многим казалось, что мир наступил на тысячу лет. Устали люди от стрельбы, от крови, от убийства. Но зимним волком выла в душе Федьки тоска. Не было в его душе мира. И он знал почему: Пинигин. Федьке нужен был еще один выстрел. Без этого выстрела мир оставался слишком сложным. Лучка отпустил доносчика Пинигина, человека, погубившего его отца, а Пинигин убил Лучку. Это плохо укладывалось в рыжей Федькиной голове.
Федька оценивающе посмотрел на купца.
— Жизнь не пожалею, коня отдам, лишь бы сквитаться с этим гадом.
— Кушай пампушка, Федя.
Купец прошелся по комнате, задернул занавески на других окнах.
— Тебе чего прииски не ходит? Золото не возит?
— Не приучен золотом торговать. Да и не об этом сейчас речь.
Купец встал, вышел в дверь.
Федька остался один, задумался. Довелось все-таки с Пинигиным встретиться. Только как ему должок вернуть? В этом месте без согласия купца трудно сделать. А если скараулить? Ждать случая? А ждать, может, целый месяц надо. И ведь не невидимка. Пинигин непременно заметит и поостережется. Потом, он и сам стрелять мастак.
Послышались шаги. Федька подумал, купец вернулся, поднял голову. На пороге — работник Вантин, желтоскулый маньчжур. Маньчжура Федька помнит с давних времен, хоть и встречал его мимоходом. Маньчжур — работник особый. В огороде на корточках или в ограде с метлой его не увидишь. Его дело серьезное, ночное: перегнать ворованную лошадь, переправить золотишко. Да и вообще, как Федька догадывался, дел у маньчжура было много.
— Где хозяин?
Работник показал крепкие зубы, костисто ссутулился на стуле.
— Хозяин занят. У тебя дело есть?
Федька удивился, услышав голос маньчжура, его довольно чистый русский выговор. Вспомнилось, что никогда раньше
Они разглядывали друг друга, приценивались. Маньчжуру заречный гость, видимо, понравился. Он снова показал в улыбке зубы. Федька в ответ улыбнулся.
— Как тебя называть-то мне?
— А хоть Петром зови, если имя понравится.
— Понравится.
Вид у маньчжура разбойный. Сухая бычья шея, жилистые, в узлах, руки. Давни такими руками горло, и только хрящи хрустнут.
— Ты чего пришел? — спросил Федька.
— Когда коня пригонишь?
Вон за чем пожаловал купеческий работник. Не захотел Вантя упустить своего. Хорош купец. Чем угодно торговать согласен, лишь бы прибыток был. Ну что ж, он, Федька, согласен.
— Пригоню, но нескоро. Когда река станет. Хорош?
Маньчжур промолчал. Не поймешь: доволен или нет.
Федька тоже свое слово сказал, собеседника с ответом не торопит. В делах спешки не надо. Чуть отогнув занавеску, выглянул в окно.
Пинигин уже двор подмел. Сидит на амбарном приступке, курит, греется на осеннем солнце. Греется… А Лучка в земле лежит.
Федор повернулся к маньчжуру.
— Только я сам хочу рассчитаться. Своими руками. Понимаешь?
Собеседнику нравится мстительность парня. И он согласен. Пусть гость пригонит коня по льду.
Дальше разговор совсем легкий пошел. Самое главное позади: в цене сошлись. Налили в чашки спирт, выпили.
Вошел купец, прошуршал шелковым халатом, привычно приветливый. Работник гортанно что-то стал говорить хозяину. Хозяин согласно головой кивнул.
— Чего, Федя, покупать тебе будет?
— Обожди про торговлю, — Федька прервал купца бесцеремонно. — Как бы твой подметальщик моего коня не увидел, не догадался, кто здесь.
— Его сейчас поедет. Завтра вернется.
Хитрый Вантя и это предусмотрел.
В синих сумерках Федька снова подъехал к реке. Почти к тому же месту, где переправлялся накануне. Тихо сидел в кустах, прислушивался. Вспомнилось: на прощанье маньчжур сказал, что сейчас трогать Пинигина не нужно. Федьку в бакалейках ведь кой-кто видел. Пусть пройдет месяц-другой. Федьке будет сообщено. Тогда и переправится тайно, и дело свое сделает. Молчать только надо и ждать.
Федька с этим, конечно, согласен. Но понимает, что маньчжур Вантины слова передал. Купец свою выгоду соблюсти хочет: Пинигину он в это время платить не будет, а потом и платить некому. Не пахано, не сеяно, а заработок есть.
Федька хотел было закурить, но вовремя спохватился: обиженные пограничники непременно его ждут. А огонь далеко видно.
Старую переправу Федька выбрал не случайно: вряд ли пограничники надеются, что он вернется бывшим следом.
Сидел Федька не зря. На противоположном берегу, совсем близко от воды, конь заржал. Догадались-таки черти и это место закрыть.