Рота, подъем!
Шрифт:
– Восемь на двести пятьдесят или шестнадцать на сто двадцать пять, – громко сказал я, посмотрев на солнце.
Полковник еще раз щелкнул прибором.
– А ты откуда знаешь?
– По освещению. Я бы ставил восемь.
– Ты в этом понимаешь?
– Немножко, как любитель.
– Слушай, сержант. Давай я тебе дам Зенит, а ты меня с курсантами сфотографируешь. Лады?
Фотогазета, которую сделал полковник, стала украшением стенда курсов "Выстрел". Зарубин специально водил меня посмотреть. Газета расстроила только одним – меня на ней не было. Но зато во время обеспечения учебного процесса по стрельбе из РПГ Зарубин просто требовал, чтобы
Вот это умение мне и следовало продемонстрировать, сбив мишени танков на правом фланге. Помощником мне был выделен Прохоров, который кроме выстрелов тащил на себе еще и автомат с запасом патронов на пару магазинов, так как его помощь мне, в общем-то, и не требовалась.
Уже в три часа мы сидели в окопе.
– Хаким, не спи, замерзнешь, – пнул я узбека.
– Я не сплю. На солнышке хорошо.
– Ты мне только не усни, а то потом не разбудим.
– Не боись, сержант, только вот яйцам холодно. Как бы не отвалились.
– Не страшно, потом из сапог вытащишь. Все оружие уберите в землянку.
– Чего его убирать? Будет обстрел – уберем. А сейчас дай погреться.
Объяснять узбеку, что именно под солнышком на снегу и замерзают, я уже не стал, просто пиная время от времени солдат, которые пытались вздремнуть. Часам к пяти начало темнеть. Я проверил подсветку оптического прицела. Батарейка еще давала свет, но надежды на ночной прицел не было никакой.
– Чего ты переживаешь? – потягиваясь, спросил Прохоров.
–
Выпустишь весь заряд в поле, и фиг с ним.
– Жалко. Слишком просто так-то. Зачем тогда окопы копали, снаряды на себе тащили?..
– Не бери в голову, замок. Пусть у начальства голова болит. Они за это зарплату получают.
– И то верно.
Начальства рядом с нами не было. Может быть, оно было в центре окопа, а, может быть, оно предпочитало оказаться ближе к генеральскому корпусу на вышке, мы не знали. Ожидание закончилось, когда вдоль окопа, смешно перепрыгивая через снег, пробежал лейтенант Мальков.
– Приготовиться, приготовиться. Ханин, ты отвечаешь за все, что тут произойдет. Понял?
– Так точно, товарищ лейтенант. За снег и воду, и за свободу…
– Кончай.
– Не с кем…
– Достал уже. Давай всех в укрытие.
И взводный убежал, не начав даже слушать мое объяснение на тему невозможности достать что-либо в открытом поле. В укрытие мы не пошли. Ночь накрыла поле почти внезапно. Мертвая тишина стояла вокруг. На черном небе светились яркие звезды, и мы, прижавшись спинами к стенкам окопов, слушали тишину, которую разрезал громкий рокот вертолетов.
– "Вертушки" пошли, – тихо сказал Прохоров.
– Афганец, блин, нашелся.
Последняя фраза потухла в грохоте выстрелов. Пулеметы вертолетов лупили в сторону леса зелеными трассерами. Авиаобстрел выглядел потрясающим, но желания высоко высунуться из траншеи не было.
Вертолеты пошли на второй круг, и мы увидели три приближающиеся махины и пулеметные очереди у нас над головами на высоте нескольких метров. Это было красивое, хотя и пугающее зрелище. Я представил себе, как пацаны моего возраста в это самое время сидят не на учениях, а в Афганистане. Там, где уже положили десятки, сотни, тысячи ни в чем не повинных мальчишек. Они возвращались искалеченными бессмысленной войной. Войной за политику, за вранье, за то, что называли престижем Родины. Мне было обидно за них и немножко стыдно, что я в общем-то валяю дурака, обучая тех, кто может завтра
– В укрытие! – заорал я, когда вертолеты стали уходить в сторону.
– Все бегом в укрытие, вашу мать, или вниз лечь. Вниз, уроды, если домой на дембель хочется!!
– Бляха-муха! – завизжал Прохоров. – Я автомат на бруствере оставил.
Он кинулся к нише, откуда должен был стрелять со своего "калаша", я буквально ломанулся за ним и, падая, схватил его за ватную штанину. Прохоров поскользнулся и рухнул передо мной в окоп, задев меня валенком по носу. Боевые машины пехоты, бронетранспортеры загрохотали орудиями и застрекотали спаренными пулеметами вокруг, создавая оружейную канонаду современного боя. И БМП, и бэтээры, и танки находились в специальных индивидуальных окопах в метре-полутора за нашей спиной.
– Пусти, а если автомат заденет, – орал Прохоров.
– Хрен с ним, автомат – не башка. Спишут.
Трассер пуль из БМП шел низко. Куда ниже положенного. Может быть, наводчик-оператор не видел цели, а, может быть, просто палил куда попало, но мы, сев на дно окопа, вжимались в него все ниже и ниже, видя, что трассер пуль быстро и неукоснительно приближается к нам.
Было желание не просто вжаться в дно окопа, а утонуть в нем, слившись с ним воедино. Сознание понимало, что попасть не должны, но желудок прижался к позвоночнику, как было когда-то перед экзаменами.
– Копец, – тихо прошептал Прохоров, и я его шепот прочел по губам.
– Не дрейфь, прорвемся.
Трассер прошел у нас над головами, отошел метра на четыре в сторону и начал двигаться в обратном направлении. Пули засвистели у нас над головой, врубаясь в бруствер, вырывая из него кусочки земли и снега, которые тут же сыпались в траншею прямо перед нами. И в этот момент земля у нас за спиной дернулась, толкнув нас к противоположной стенке траншеи, а затем мы услышали страшный грохот.
Это стреляли танки. Мы сидели в окопе прямо перед танком, и снаряды этого страшного оружия боя летели у нас над головами в сторону леса, сотрясая все вокруг себя. При каждом выстреле создавалось ощущение, что стреляют не то тобой, не то в тебя, и сейчас ты полетишь вместе с этим снарядом в направлении выбранных умными полковниками ориентиров. Выстрелы бронетехники внезапно утихли, и в тот же миг в небо взлетели две зеленые ракеты, рассекая темноту и выплевывая желтые искры и сопровождающие их дымы. Небо тут же осветилось от количества выпущенных бело-желтых осветительных ракет. Я вскочил на колени и затем, опершись на гранатомет поднялся во весь рост:
– К бою!!
Солдаты, похватав оружие и боеприпасы, бросились к своим местам, начиная стрелять. Вскинув на плечо гранатомет, я, запустив туда первый выстрел и встав на изготовку, включил прибор ночного видения.
Батарейка, как я и предполагал, на двадцатидвухградусном морозе умерла своей смертью, не дав мне и шанса воспользоваться военно-научным прогрессом, но меня это уже не печалило.
Осветительные ракеты в небе разрывались ежесекундно, и свет от них был как днем. Я прицелился и нажал на спусковой крючок. Ракета, вылетев из пасти РПГ, поразила мишень. Я явно видел, как она угодила в самый центр щита, который тут же рухнул. "Да не потащу я обратно выстрелы", – подумал я, помня, с каким трудом я волок на передовую тяжеленные выстрелы и гранатомет. "Хватит и того, что мне, дедушке этого дурдома, РПГ назад переть", – и с этой мыслью я запихнул в ствол оружия второй, из шести уложенных в ряд в окопе, выстрелов.