Роверандом
Шрифт:
Пес был очень раздосадован и пошел излить душу морскому Роверу.
— Оставил бы ты его лучше в покое. Во всяком случае, пока не кончится понедельник, — посоветовал морской пес. — Если бы я был тобой, я бы вообще пропускал все понедельники. Пошли поплаваем!
После этого случая Роверандом дал волшебнику отдохнуть так долго, что они оба почти забыли друг о друге. Хотя не совсем: собаки так легко не забывают обломки камней…
Похоже было, что Роверандом весьма прочно обосновался во дворце в статусе домашнего животного. Он вечно пропадал где–то с морским псом, и нередко к ним присоединялась русалочья детвора. По мнению Роверандома, она была не такая веселая, как двуногие дети (но это, конечно, потому, что он не принадлежал морю изначально и не мог быть беспристрастным), но все же давала ему возможность чувствовать себя достаточно счастливым. Благодаря
…если бы не кое–что, случившееся чуть позже.
Когда мы подойдем к этим событиям, вы можете задать себе вопрос: а не имел ли к ним отношения Псаматос?
Во всяком случае, в море было огромное количество детей, так что выбирать было из кого. У старого морского царя были сотни дочерей и тысячи внуков, и все они жили в том же самом дворце, и всем им ужасно нравились оба Ровера — и миссис Артаксеркс они нравились тоже. Жаль, что Роверандому не пришло в голову рассказать ей свою историю, ибо уж она–то знала, как добиться от ПАМа всего, чего угодно, при любом его настроении. Но в таком случае, разумеется, пес раньше бы покинул те места и, несомненно, лишился множества впечатлений.
Он посетил вместе с миссис Артаксеркс и некоторыми из морских ребятишек Великие Белые Пещеры, где втайне от постороннего глаза хранятся все драгоценности, что когда бы то ни было сгинули в море, и еще великое множество тех, что всегда были в море, включая, конечно же, целые горы жемчуга.
В другой раз они навестили малых морских фей, живущих на дне в своих крохотных стеклянных домиках. Плавают морские феи редко — чаще передвигаются по дну моря пешком, выбирая наиболее ровные места, и при этом всегда что–то напевают себе под нос. Или же ездят в колесницах–ракушках, запряженных самыми крошечными из рыбок; или скачут верхом, накинув на маленьких зеленых крабов уздечки из тончайших нитей (что, разумеется, не мешает тем, как обычно, передвигаться боком). И им досаждают морские гоблины, которые больше ростом, и уродливы, и скандалисты, и ничего другого не делают, кроме как дерутся, охотятся на рыб и носятся повсюду на своих морских коньках… Гоблины достаточно долго могут обходиться без воды и любят в шторм скользить на гребне прибоя к самой кромке берега. Некоторые из морских фей тоже так умеют, однако предпочитают тихие теплые летние ночи на пустынных побережьях, вследствие чего их мало кто может увидеть…
А как–то раз вернувшийся старина Юин для перемены обстановки устроил псам прогулку верхом на себе. Ну и ощущение же это было — будто вы оседлали движущуюся гору! Они отсутствовали много–много дней и добрались до самого восточного края мира. Там кит всплыл на поверхность и изверг водяной фонтан такой высоты, что большая его часть выплеснулась через край, пределы мира.
А еще как–то он отправился с ними на другую сторону мира (и подобрался к ней так близко, как только посмел). И это было еще более долгое и еще более восхитительное путешествие; как Роверандом понял гораздо позже, когда вырос и стал пожилой, умудренной опытом собакой, — самое изумительное из всех пережитых им путешествий.
Рассказать вам обо всех их приключениях в Неотмеченных–на–карте–Водах и о том, что они видели мельком в землях, не известных географии, прежде чем пересекли Моря Смутных Отражений и достигли великой Бухты Волшебной Страны (это мы, люди, так зовем ее) позади Островов Магии, и увидели там, далеко–далеко, на самом краю Запада горы Прародины Эльфов и разлитый над волнами свет Самого Волшебства… [70] — о, это составило бы, по меньшей мере, другую историю. На миг Роверандому даже показалось, что он видит эльфийский город на зеленом холме пониже линии гор — белоснежный проблеск, страшно далеко; но тут Юин вновь нырнул, да так внезапно, что он не смог удостовериться наверняка. Если это действительно так, то он — одно из очень и очень немногих двуногих или четвероногих созданий, ходящих по нашей земле, кто смог бросить взгляд на ту, другую землю — пусть и очень издали.
70
В раннем тексте: «Кит взял их с собой в Залив Волшебной Страны позади Магических Островов, и они увидели далеко на западе берега Волшебной Страны, и горы Последней Земли, и свет Волшебной Земли над волнами». В толкиновской мифологии Моря Смутных Отражений (Теневые) и Магические
— Мне бы не поздоровилось, если бы нас заметили! — сказал Юин. — Никто из Лежащих Вовне Земель [71] , как полагают, никогда даже и не приближался к этому месту, ни прежде, ни теперь. Так что — молчок!
Ну что еще сказать о собаках? Нет, они не забыли о каменных обломках и дурном характере. Несмотря на все самые разнообразные достопримечательности и на все свои поразительные путешествия, в самой глубине памяти Роверандом неизменно хранил свою обиду. И каждый раз, когда он возвращался домой, она вылезала наружу.
71
В ранних черновиках Толкин называл их «обычные земли».
Первой же его мыслью бывало: «Ну, и где теперь этот чертов волшебник? Что пользы быть с ним вежливым? Да я опять при первой же, хоть крохотной возможности раздеру ему все брюки сверху донизу!..»
В таком состоянии духа был он и в тот раз, когда, после очередной безуспешной попытки поговорить с Артаксерксом наедине, увидел мага, отбывающего по одной из ведущих из дворца царских дорог. Тот, конечно, был слишком гордым, чтобы, в его–то годы, отращивать хвост или плавники и учиться плавать как следует. Единственное, что он делал так же хорошо, как рыба, так это пил [72] (даже в море! какова же должна была быть его жажда!). Массу времени, которое в ином случае он мог бы использовать для официальных дел, он проводил, наколдовывая в большие бочонки, стоявшие в его личных апартаментах, сидр. Если же он хотел передвигаться побыстрее, то на чем–нибудь ехал.
72
То есть интенсивно употреблял алкоголь.
Когда Роверандом увидел его, он ехал в своем «экспрессе» — гигантской, закрученной винтом раковине, влекомой семью акулами. Народ освобождал дорогу моментально: акулы ведь очень больно кусаются…
— Давай за ним! — крикнул Роверандом морскому псу, и они припустили вслед по обрыву. И эти две противные собаки швыряли в карету здоровенные камни всюду, где она приближалась к обрыву. Как я уже говорил, они могли передвигаться изумительно быстро, и вот они мчались вперед, прячась в водорослевых кустах и спихивая вниз все, что лежало на самом краю. Это чрезвычайно досаждало волшебнику, но они тщательно следили за тем, чтобы он их не заметил.
Артаксеркс и выехал–то в ужасном расположении духа, а не успев проехать и мили, был просто в бешенстве — к которому, впрочем, примешивалась значительная доля тревоги. Ибо ему предстояло расследовать ущерб, причиненный весьма необычным водоворотом, появившимся внезапно и в такой части моря, которая ему ну совсем не нравилась. Он полагал — и был совершенно прав, — что к происходящим в том районе пренеприятнейшим вещам лучше бы не иметь никакого отношения.
Беру на себя смелость предположить, что вы уже смогли догадаться, в чем там было дело. Артаксеркс — мог.
Древний Морской Змей просыпался.
Или полудумал сделать это.
Долгие годы пребывал он в глубоком сне, но теперь начал поворачиваться. Когда он не был свернут в кольца, то достигал сотен миль в длину (некоторые говорят даже, что он мог бы протянуться от края до края мира [73] , но это преувеличение); когда же он был свернут, то лишь одна пещера, помимо Клубящегося Котла — где он обычно и жил и где многие желали бы ему оставаться, — да, одна только пещера во всех океанах могла вместить его. И находилась она, к превеликому несчастью, вовсе не за сотни миль от дворца морского царя.
73
Ссылка на Змея Мидгарда («мидгард» буквально — среднеземье — Прим. пер.) из норвежской мифологии, который свивает свои кольца вокруг мира. Ср. также с Левиафаном из Книги Иова, 41 («Когда он поднимается, могучие трепещут…»).