Ровесники. Герой асфальта

Курносова Елена Владимировна

– Я и не хотела. – Робко вставила я. – И Виталик не хотел. Он…

– Всё! – Это уже отец оборвал меня внезапно громким своим, глубоким баритоном. – Чтобы мы не слышали больше ни о каких Виталиках! Сразу же после уроков идёшь домой. Ты хорошо меня поняла? Никаких гуляний и этих ваших «тусовок». Если раньше мы ещё могли на тебя положиться, здесь ты у нас доверия не вызываешь.

– Но я не буду больше. – Мой лепет звучал совершенно по-детски, принять его всерьёз родители не могли. Мама возмущённо замотала головой:

–

Будешь-не будешь, никого это не волнует. Я не намерена сидеть и ждать очередного вызова в милицию. Вчерашнего унижения мне хватит на всю оставшуюся жизнь. Тема закрыта. Ты сама во всём виновата.

Увы, с этим трудно было не согласиться. Винить некого. Только себя самоё. И ни к чему теперь реветь белугой и рвать волосы – они мне ещё пригодятся. Надо смотреть на жизнь проще, всё не так уж и страшно. В конце концов, встречаться с друзьями в школе мне никто не помешает.

Глава 18

К счастью, у Виталика хватило ума не заходить за мной в это утро. Он встретил меня на углу своего дома, как всегда заботливый и учтивый.

– Ну как? – Спросил он сразу же с волнением.

Я невесело улыбнулась:

– Лучше не спрашивай.

– Я думал, ты не придёшь.

– Ну да, с чего это вдруг? Разве есть уважительная причина прогулять школу?

– Досталось от родителей? – Виталик преданно и нежно заглядывал мне в глаза и видно в самом деле очень переживал по поводу моих отношений с семьёй. Я не знала, что ему ответить.

– Ну… В моральном плане, конечно, досталось. Мне гулять запретили, представляешь? Из школы сразу домой.

– Ни фига себе…- Расстроился Виталик. – Что же теперь делать?

– Сама думаю. А с тобой-то как дела? Сильно отец ругался?

Мне тоже хотелось проявить участие, выразить Виталику свою признательность за всё, но он только отмахнулся с досадой от этой неприятной темы:

– Да ладно, не смертельно.

– Интересно, как там Вадим? Вряд ли он сегодня сможет в школу прийти.

– Да уж. – Оживился Виталик в одно мгновение. – Я вообще-то хотел к нему зайти, узнать, что с ним, но боялся тебя пропустить.

– Так давай вместе сходим! Время ещё есть.

Виталик озадаченно приподнял чёрные брови:

– Уверена?

– А что?

– Ничего. Тебе ведь запретили.

– Да ну и что, подумаешь! Кто меня видит? Я же в школу ушла!

В душе я уже решила научиться хитрить. Пусть родители думают, что сумели меня застращать – я буду такой, какой они хотят меня видеть. Дома. Здесь же, на улице, я останусь собой и делать стану то, что сочту нужным…

Стены подъезда, в котором жил Вадим, могли вполне составить конкуренцию физкультурной раздевалке для девочек – по количеству любовных признаний. Они начинались от самых дверей подъезда и тянулись вплоть до второго этажа, к самой квартире Канарейки. Здешние жители, должно

быть, давно махнули рукой на это безобразие и перестали по пять раз в году перекрашивать стены. Их, наверное, в некоторой степени утешало и то, что кумир всех девчонок посёлка жил всё-таки не на пятом этаже, а, следовательно, большая часть подъезда имела благопристойный вид.

Я так и не успела прочитать как следует всю эту слезоточивую, душераздирающую поэму, собранную разными страдалицами по кусочкам – слишком быстро дошли мы до квартиры. На звонок угрожающим лаем откликнулась Ника. Дверь нам открыла Варя. Она уже собиралась уходить – была при полном параде и даже обутая. Встретившись с её вечно насмешливым взглядом, я в очередной раз поразилась тому, насколько же похожи они с Вадимом. Ну просто одно лицо, бывает же такое чудо на свете!

– Привет, герои Куликовской битвы. Вы за Вадькой?

– А он что, готов идти? – Разговаривая с сестрой друга, Виталик невольно подстраивался под её ироничный тон, я это ещё в первый вечер заметила. Удивляюсь только, почему с самим Вадимом он так себя не держал – Канарейка говорил точно с тем же выражением, что и Варвара.

– Какое там! – Варя засмеялась, пропуская нас в прихожую. – Лежит вон, помирает. Вчера его полночи над ванной держали, в чувства приводили всей семьёй. Сегодня зато смирный, стонет только и компрессы на лбу меняет.

В руку мою влажным холодным носом ткнулась Ника – виляя хвостом, она приветствовала меня и Виталика как своих хороших знакомых, и я с удовольствием потрепала её по приятной на ощупь, чуть жестковатой шерсти. Где-то в районе кухни раздавались негромкие взволнованные голоса. Родители, кажется, о чём-то спорили – я узнала голос дяди Коли, в чём-то ласково убеждающий жену:

– Света, это не серьёзно, я тебя уверяю. Ты мне не веришь что ли?...Иди, иди, ничего страшного не случится.

– Нет, не надо меня успокаивать, Коля, не надо. – Нежный как колокольчик женский голос дрожал от едва сдерживаемых рыданий. – Я знаю, ты меня просто расстраивать не хочешь…Я не смогу уйти и оставить его в таком состоянии, вдруг ему будет хуже?

– Не будет, Светик, ну что ты, ей-богу, как ребёнок? Ему и побыть-то одному только до обеда нужно, а там Никита с Варькой придут.

– Ему плохо…

– Ему с похмелья плохо, как ты не поймёшь? От этого никто ещё не умирал…О, господи…

– Надо врача вызвать.

– Хорошо, давай вызовем, если ты хочешь.

– А кто дверь ему откроет? Вадик встать не сможет… Я же говорю, похмелье тут ни при чём. Ему что-то повредили, я чувствую!

Кажется, дядя Коля устал настаивать на своём, махнул рукой на всё. Он вышел в прихожую – тоже полностью одетый для выхода, в той же защитного цвета шинели, статный, высокий и плечистый. Я опять невольно залюбовалась его мужественной красотой, столь нелепо сочетающейся с добрыми большими глазами.