Ровесники. Герой асфальта
Шрифт:
– Ничего себе. – Ужаснулся Виталик. – Нет, Вадь, у тебя как с головой-то, всё в порядке? О чём ты вообще думал?!
– Ни о чём не думал. – Честно признался Вадим. – Просто интересно было попробовать.
– Интересно?! Ну ты даёшь, ей-богу! А если завтра Кролик тебе уколоться предложит?! Тебе тоже интересно станет?!
– Конечно. – Абсолютно серьёзно сказал Канарейка, и Виталик от изумления едва не упал со стула:
– То есть…Ты хочешь сказать…
– Предложит – попробую. А что?
–
– С чего ты взяла? С одного укола наркоманами не делаются.
– Но ведь тебе может понравится! Это же прописная истина, её каждый знает. Все думают, что один раз – это ерунда, невинная шалость, потом рискуют во второй раз и тоже считают, что последствий не будет. И так постепенно втягиваются…
– Слушай, может, достаточно уже лекций на мою больную голову, а? – Раздражённо перебил меня Канарейка. – Я, кажется, не глупее тебя и всё понимаю не хуже! Наркозависимость мне не грозит.
– Как можно быть в этом уверенным? – Тихо усмехнулся Виталик – он как всегда старался меня поддержать.
– Можно. Я лично в себе уверен. Даже если мне понравится, второй раз я пробовать не стану, потому что на вещи смотрю трезво и хорошо понимаю, что такое – жить в вечных поисках очередной дозы. У меня другие виды на жизнь и не настолько уж мне плохо живётся, чтобы я начал искать утешение в наркотическом трансе.
– Да. На вещи ты смотришь трезво. – Заметил Виталик. – Особенно вчера у тебя это лучше всего получилось. Кстати, алкоголь – тот же наркотик
Вадим вспыхнул, неловко приподнимаясь на подушке:
– Я не завишу от алкоголя! Ты когда-нибудь видел, чтобы я трясся, увидев бутылку?
– Нет. – Честно признался Виталик. – Но когда предлагают – никогда не отказываешься. Да ещё с таблетками смешать додумался. Видел бы ты себя вчера со стороны…
Канарейка насупился – кажется, представлять себя со стороны ему было не очень приятно.
– А вы чего меня не остановили-то? – Нашёлся он, наконец. – Видели же, что я невменяемый.
– Ну да, тебя остановишь. – Виталик многозначительно взглянул на меня. Я улыбнулась ему в ответ. Наш молчаливый диалог окончательно расстроил Вадима.
– Что, неужели всё в самом деле так страшно было? – Он смотрел на нас с тайной надеждой, однако Виталик был безжалостен к раненому другу:
– А ты по себе не чувствуешь?
– А что я такого натворил? Я один что ли дрался, а вы нет?
– Мы за тебя заступались, Вадь. Кстати, она вот… - Виталик кивнул в мою сторону. – Первая инициативу проявила, не смогла смотреть, как Сергиенко тебя метелит.
– Чё, серьёзно? – Вадим изумлённо уставился на меня.
– Да. – Мило улыбаясь, подтвердила я. – Даже стекло в окне разбила –
– Ни фига себе…- Канарейка засмеялся – слабо, то и дело морщась от боли. – Ой…Ой…Вот менты поганые…Сволочи…Какое они право вообще имели, а?
– Имели, Вадь, имели. – Ласково заверил его Виталик. – За твоё вчерашнее поведение тебе ещё мало досталось.
Вадим обиженно надулся:
– Ничего себе – мало! Всю ночь ползал до туалета и обратно…Кровью ходил. Думал, сдохну от боли…Мало…
– Сейчас-то как?
– Полегче. Хорошо маме додумался не говорить. Она вообще бы от разрыва сердца умерла.
– Слушай. – Не выдержала я. – Если ты так о мамином покое заботишься, зачем так себя ведёшь? Неужели ты заранее не знаешь, что она будет переживать?
– Я ничего нарочно не делаю. – Резко возразил Вадим. – И зла никому не желаю. Это всё циклодол. От него возбудимость усиливается.
– Тебя послушать, так выходит, ты всю жизнь на циклодоле сидишь. – С иронией заметил Виталик. – Возбудимость – твоё ежедневное состояние. Может, тебе элениум нужен на будущее, во избежание подобных эксцессов?
– Да чего я особенного сделал? Дерёмся мы не в первый раз…
– А ментов как ты матом поливал – помнишь?
– Кто?! Я?! – Канарейка приподнялся с подушки ещё выше и боли на этот раз даже не заметил.
– Ты, ты. – Хором, с улыбкой подтвердили мы.
– Фигня…Я вообще не умею матом ругаться.
– Правда? – Виталик изобразил глубочайшее удивление. – Ксюш, ты слышала, как он вчера выделывался?
– Ещё бы.
– Твоими ругательствами можно было целую энциклопедию заполнить.
– Два тома. – Подхватила я. Мы с Виталиком уже откровенно веселились, наблюдая за растерянностью Канарейки.
– О бо-оже…- Внезапно обессилев, он снова рухнул лицом в подушку. Больше в своё оправдание сказать ему было нечего, и мы, осознав это, тоже прекратили издеваться. В конце концов, отбитые почки – вовсе не шутки. Вадиму сейчас действительно было плохо, и нуждался он больше в нашем сочувствии и заботе, а не в нудных нравоучениях и ехидных насмешках.
Я взяла со стола таблетку аспирина и чашку с водой, окликнула Канарейку:
– Выпей таблетку. Легче станет.
На этот раз он подчинился – тихо и беспрекословно, как больной ребёнок, взял из моих рук лекарство, выпил его и, вернув мне чашку, опять лёг ничком. От этого покорного молчания нам почему-то стало не по себе – не таким привыкли мы видеть Вадима.
– Очень плохо, да? – Чуть слышно спросил Виталик.
– Нормально…Только жалеть меня не надо, договорились?.. Сам во всём виноват.
– Никто тебя не жалеет. – Сказал Виталик серьёзно. – Мы просто тебя поддерживаем в трудную минуту, как положено друзьям. Правда, Ксюш?
Английский язык с У. С. Моэмом. Театр
Научно-образовательная:
языкознание
рейтинг книги
