Ровесники. Герой асфальта

Курносова Елена Владимировна

– Пропадите вы все пропадом! – Бросил он в сердцах и хотел было уже выйти, когда его робко окликнул Виталик:

– Дядь Коль, вы забыли. – Он поднялся, приблизившись к Канаренко, протянул ему фуражку. Я даже не заметила, как он её поднял с пола.

Дядя Коля посмотрел на Виталика с безмолвной признательностью, придерживая одной рукой Вадима, неловко надел фуражку, бросил последний, полный ненависти взгляд на старшину Марченко и, хлопнув дверью, ушёл.

После этого инцидента надолго повисла гнетущая тишина. Никто не мог прийти в себя, даже Семенов с Коротиным выглядели так, словно это их сейчас отделали в соседнем кабинете.

– С ума сойти…-

Шепнула я Виталику. – Они ведь, в принципе, правильно сделали.

– В принципе – да. – Уныло согласился тот. – Но я же тебе говорил, дядя Коля в Вадьке души не чает.

– Сложно было бы не заметить. По-моему, даже чересчур. Это ненормально.

– Что – ненормально? Когда отец любит своего ребёнка?

– Нет. Но это…Если он будет так Вадима опекать, он ему совсем на шею сядет.

– А он и так уже на шее у родителей сидит с детства.

– Чего же в этом хорошего?

– Не знаю. – Виталик обречённо вздохнул. – Но, по-моему, такие отношения в семье – это здорово. Хотел бы я на Вадькином месте сейчас оказаться.

Его настроение было мне понятно – от своего отца Виталик подобной заботы не ждал. Он, в отличие от меня, в душе надеялся, что забирать его придёт мать. Увы, этим надеждам не суждено было сбыться – минут через пятнадцать после ухода отца и сына Канаренко, в кабинет заглянул среднего роста, сухощавый мужчина с лицом, изрядно попорченным ранними морщинами и набухшими мешками под глазами.

– Старшина Марченко? – Осведомился он точно так же как и майор Канаренко. По тому, как внезапно напрягся, сжавшись в пружину, Виталик, я сразу же поняла, что пришёл его отец.

Разумеется, тут не было никаких эмоций. С каменным видом отец Виталика выслушал рассказ Алексея Ивановича о драке в общественном месте, о разбитом окне. Ни разу он не шевельнулся, не перебил представителя закона – сделал всё, что от него требовалось, подписал все бумаги, после чего шагнул к двери, коротко кивнув Виталику, почти приросшему к своему стулу:

– Пошли. Дома разберёмся.

Его угрожающий тон напугал даже меня, чего же тогда говорить о бедном Виталике? Правда, держался мой спаситель молодцом – ничем не выразил своего внутреннего состояния, только посмотрел на меня с тоской:

– Пока. – В голосе его слышалась горечь. – Увидимся завтра…

Я ещё раз взглянула на отца Виталика. Он стоял на пороге – злой, но сдерживающийся изо всех сил. Нет, не хотела бы я иметь такого отца.

– Виталь…- Прошептала я неуверенно.

– Чего? – Он смотрел на меня с ласковым обожанием.

– Давай скажем правду…Я…

– Не надо. – Быстро, категорично оборвал меня Виталик. И всё – как отрезал. Я опять ощутила неприятное покалывание в носу, слёзы появились на глазах непроизвольно. Я просто обожала сейчас этого славного парня, я готова была осыпать поцелуями его милое, родное лицо, его глаза, которые смотрели на меня с такой безграничной любовью, что от радости хотелось умереть. Он меня любит – я уже нисколько не сомневалась в этой истине. Он никогда не предаст меня в тяжёлую минуту, никогда не посмеет обидеть или оскорбить. Он всегда будет со мной рядом и, если понадобится, отдаст жизнь ради моего спасения. Сейчас отец уведёт его домой и будет бить. За драку во дворе, в которой Виталик всем сердцем не хотел принимать участия. За то злополучное окно, которое разбила я, а не он. За все чужие грехи будет отвечать святой, хороший Виталик Павлецкий, и я решительно ничего не могу сделать для того, чтобы хоть как-то помочь ему выдержать предстоящее наказание. Но он заслуживал моей

благодарности! Он заслуживал и большего, поэтому я, уже не задумываясь ни над чем, осторожно коснулась его руки и тихо шепнула:

– Я тебя люблю…

Эти слова, несомненно, пришлись как нельзя кстати в данной ситуации – именно они и нужны были Виталику больше воздуха. Конечно, он не ждал их и даже не рассчитывал на то, что я произнесу это признание, но, услышав его, он просветлел лицом, улыбнулся мне солнечно и радостно, словно благодаря за счастье, которое я подарила ему перед тяжёлым испытанием. Теперь Виталик ничего не боялся – он уходил легко и непринуждённо, и на сердце его в этот момент, я уверена, было хорошо. Что ж, бог с ним, пусть утешается, а мне лично не в чем было себя упрекнуть. Признавшись Виталику в любви, я, может быть, просто предвосхитила события, но душой, полагаю, ничуть не покривила. Да и в конце концов, вдруг то, что я чувствую к Виталику сейчас и есть самая настоящая любовь?...Кто мне с уверенностью может ответить – что это вообще такое?..

Глава 17

Мама молчала – и это было самое страшное. Гораздо привычней мне было бы увидеть её возмущение и гнев, я бы спокойно выслушала её нотации, крики и даже, пожалуй, стерпела бы пощёчину. Но она ничего не говорила. За весь наш путь от Звёздного Городка до дома она не удостоила меня и словом – шла быстро, прямо, высоко вскинув голову. Меня рядом будто не существовало, я плелась сзади, глядя себе под ноги и не знала, как мне быть.

Я понимала – мама только что пережила самые неприятные моменты в своей жизни, забирая меня из милиции. Я видела, что она готова была сквозь землю от стыда провалиться, когда выслушивала Алексея Ивановича там, в кабинете. Её обида на меня была вполне справедлива. Я не оправдала оказанного мне доверия, поступила опрометчиво и подвела всю нашу семью. Однако не такой реакции ожидала я от мамы. По идее, она должна была засыпать меня вопросами, выясняя, каким образом всё это произошло, и почему я оказалась в компании хулиганов. Если бы она стала спрашивать, я бы, пожалуй, рассказала ей всё от чистого сердца. Я бы нашла подходящие слова и убедила бы её в своей относительной невиновности. У меня бы получилось. Но мама молчала. Казалось, вся эта история была ей абсолютно не интересна, и она старается просто вычеркнуть всё случившееся из памяти. Естественно, это была лишь видимость равнодушия – я прекрасно осознавала, что мой привод в милицию поверг маму в состояние, близкое к шоковому, и она всего-навсего не может опомниться. Я всё понимала, не такая уж я дура.

Жила-была хорошая, прилежная девочка Ксюша. Училась без двоек, уроки не прогуливала, не курила, не пила, родителей слушалась. Тусоваться, правда, любила с ребятами ещё в раннем детстве, но это ни коим образом ни на поведении, ни на характере её не отражалось. Друзья у девочки были мальчиками воспитанными – курить и матом ругаться не учили, со всякими непристойными предложениями не лезли. Уважали, короче говоря. И мама всегда была спокойна за свою красавицу-доченьку, верила ей целиком и полностью. Но вот пошла Ксюшенька в другую школу и словно дьявол в неё сразу вселился. И трёх дней не прошло, как превратилась она в отъявленную хулиганку, родителям врать научилась без запинки и даже закурить впервые попробовала. А о чём сие говорит? Ответ ясен как день: попала в плохую компанию и быстро поддалась влиянию своих новых друзей. Как уж тут не паниковать родителям? Как не бить тревогу?