Рождение волшебницы
Шрифт:
– Когда-то, – молвил он с деланным смешком, – помнишь, я угрожал тебе, что брошусь со скалы, только коснись! И вот чем это обернулось! Я бросился за тобой с обрыва, как сумасшедший.
Золотинка лежала в его ногах, уткнувшись куда-то в живот, и подняла голову как раз, чтобы принять на щеку упавшую сверху слезу. Он покривился, отрицая эту слезу гримасой.
– Она, – сказала Золотинка, не отираясь, – она, – сказала она, подернув плечами, как в ознобе, – она отняла у меня даже свадьбу.
Юлий подвинулся распрямиться. Такого рода частность и не
– Ты хочешь свадьбу? – спросил он, соображая, какая тьма нравственных, правовых и общегосударственных затруднений ждет его на пути через повторную свадьбу с одной и той же княгиней.
– Ну, это невозможно, – возразила Золотинка, опять его удивляя. – Это было бы нелепо и глупо.
– Может… тайную свадьбу устроим? – осторожно предложил Юлий, сразу же понимая, что это еще хуже.
Она только хмыкнула – но очень выразительно. Она умела смеяться над собой, эта девочка.
– Пусть! – сказала она и кинулась на песок навзничь. – Мы повенчаемся морем. Да кто нам нужен? Только море, только небо… вселенная, и ничего больше. Вселенной нам хватит, чтоб повенчаться!
Мерно ухали волны. Песок посыпался, когда она повернула голову, чтобы посмотреть в глаза.
– Действительно! – глухо сказал Юлий и прилег сбоку, ощущая ее горячее бедро.
Золотинка засмеялась, быстро ответив на поцелуй, и вывернулась. Живо вскочив, она снова клюнула Юлия губами, она дурачилась:
– Ты есть хочешь?
– Есть? – пробормотал Юлий.
– Ну да!
– Хочу, – сказал Юлий, раздумав обижаться.
– Сначала свадебный обед. Или ужин, – Золотинка важно задумалась, уставив руки в бока и оглядываясь.
Она чуточку переигрывала, в чем сказывалась тайная неуверенность в себе и напряжение, которое она испытывала в присутствии Юлия. В сущности, они так мало были знакомы!
Она играла, а он не находил ничего лучшего, как усвоить положение зрителя, снисходительно улыбаясь. Они дичились друг друга всякий раз, когда подъем чувств, напряжение страсти, которое уничтожало неловкость, слабело и являлась необходимость обыденных разговоров и поступков.
А Золотинке многое нужно было предусмотреть, о многом позаботиться, чтобы устроить на пустынном берегу сносный праздничный ужин. Поймать рыбу и тут же одним безжалостным движением брови ее распотрошить, в несколько мгновений вычистить и покрошить зазевавшегося кальмара, выгнать на берег стайку крабов, поставить их в очередь в ожидании кипятка, нарезать морскую капусту, разложить ее на чисто вымытом камне. Но нужно было позаботиться в этой пустыне и о воде. То есть собрать среди ясного неба тучку и загнать ее с моря на берег, чтобы выдоить на крошечном пятачке триста шагов в поперечнике… Да! Нужно же было иметь к этому времени костер, где калились сами собой попрыгавшие в огонь булыжники. И позаботиться о посуде – легким мановением выточить из камней несколько котлов. Тотчас нужно было уже собирать сыпанувший при ярком солнце дождик, нужно было развесить в воздухе обозначенный только тарахтеньем капель покров и направить журчащие
Дикий терн над обрывом при том же торопился ублажить волшебницу огромными, как кулак, сливами, земляника и малина надрывались породить противоестественные по величине, одуряющему запаху и сладости плоды. Тем временем росли и плелись стены незатейливого балагана из тонких ветвей жимолости.
Понадобился добрый час, чтобы можно было усесться на сплетенные из живых ветвей стулья за уставленный яствами низкий каменный стол. В просторном покое под зеленой крышей было сумрачно, но все равно жарко. В изнеможении, стряхнув со лба пот, Золотинка плюхнулась на гибко поддавшееся под ней сиденье и сказала:
– Всё!
Праздничный ужин прошел в молчании, которое они честно пытались преодолеть, не понимая, что происходит. Не понимая то есть, что отношения их – от знакомства у подножия кручи и до свадебного ужина – были слишком новы и необычны, слишком стремительны и неровны, чтобы можно было наслаждаться близостью, не испытывая напряжения от неуверенности в себе и друг в друге. То, что происходило с ними сейчас, не имело прошлого. А то прошлое, что у них было, на которое только и можно было бы сейчас опереться, содержало в себе совсем другие отношения и обстоятельства.
Изредка обменивались они словом. Он заметил, что маловато соли. Можно было бы выпарить соль из морской воды, отозвалась она. А земляника во рту тает, ничего слаще и диковинней, кажется, не едал, утешил ее некоторое время спустя Юлий. Золотинка сказала спасибо.
Жених и невеста воспитанно ели, жевали медленно и прилично. А поднимаясь, чтобы потянуться за блюдом, делали это в несколько неловких приемов. Юлий прижимал к животу лохмотья, чтобы не болтались над столом. А Золотинка с ужасом замечала затрепанные, а частью порванные кружева на манжетах своего платья.
Можно было бы созвать птиц, спохватилась она. Они бы почирикали.
А кого еще можно позвать? Наступило довольно продолжительное молчание. Юлий катал терновую косточку, а Золотинка, опустив руки между колен, неприметно терла друг о друга потные ладони. Кого нужно было бы позвать, так это попа, сообразил Юлий. Золотинка смутилась. Едва ли какой-нибудь вполне трезвый поп с колесом, епитрахилью и Родословцем наготове блуждает сейчас на расстоянии версты или двух от их зеленого дома, так близко, чтобы можно было отыскать и достать его внутренним оком.
– А как это внутренним оком? – спросил вдруг Юлий, вскидывая взгляд.
Золотинка объяснила, ничего не скрывая.
– Ты и ко мне можешь заглянуть? В душу? – сказал он, едва выслушав.
– Да, – призналась она еле слышно.
– И уже заглядывала?
– Два раза, – призналась Золотинка. – Только сегодня. А раньше нет.
– И что ты там увидела? – он стал насторожен и собран.
– Увидела то, отчего я люблю тебя еще больше, – сказала она с неожиданным спокойствием. Словно приняла вызов.