Рождённая на стыке веков
Шрифт:
Так, я осталась жить в доме Турсун бая. Спала в большой комнате со всеми прислужницами и стала понемногу привыкать к новой жизни, делая разную работу по дому. Тут, я хотя бы была сыта. Отца своего я больше не видела. За год, что я прожила в этом доме, пару раз пришла мама и со слезами сунула мне в руку кусочек сахара. Но и она больше не приходила, видимо, ей запретили. А я первое время очень тосковала по ней и братьям, Батыру и Бабуру.
Так прошёл год… я немного прибавила в весе, голодной никогда не оставалась, окрепла, даже иногда улыбалась, чего раньше не было. Часто, я видела Турсун
– Бросай веник и иди за мной, – сказала она.
Я послушно бросила веник и молча пошла за ней. Во дворе была постройка, где обычно купались слуги, туда меня и завели.
– Тщательно пусть искупается. Наденьте на неё новое платье и поторопитесь, – приказала женщина.
Я недоумевала, зачем это вдруг понадобилось. Но возражать было нельзя, да и не привыкла я возражать. Подчинившись, я искупалась и надела новое платье и лозим (узбекские шаровары). Меня расчесали и Бахрихон опа оценивающе посмотрела на меня.
– Хм… разве это женщина? И хозяин думает, что она родит ему сына? Ладно, иди за мной, – снисходительно приказала она, покачав головой.
И я покорно пошла за ней, ничего не поняв из того, что она сказала. Пройдя большой двор, она завела меня в дальнюю комнату, где обычно почивал хозяин и при желании, звал на ночь одну из своих жён. Меня бросило в дрожь и сковал страх, я не могла понять, зачем меня сюда привели.
– Сиди тут и жди. Никуда не уходи, – приказала мне старшая над слугами Бахрихон опа и ушла.
Сесть на постеленные на пол курпачи, я так и не решилась. Я стояла в середине комнаты, без мебели, тогда в сёлах её просто не было, только два сундука, со сложенными одеялами и подушками, озираясь вокруг и не понимая, зачем я здесь. Вдруг, дверь со скрипом открылась и из-за полога над дверью, показалось бородатое лицо хозяина. Ничего не говоря, он подошёл ко мне и бесцеремонно сорвал с головы платок, бросив его на пол.
– Раздевайся, – коротко бросил он и сам снял с себя тонкий чапан и с головы чалму.
Я растерянно подняла голову и со страхом взглянула на бая, попятившись назад, к выходу. Он вдруг, тяжело дыша, схватил меня за плечи и сорвал с меня тонкое платье, просто разорвав его. Мои груди едва стали появляться, отвердев словно маленькие яблочки. Жадно схватив меня в охапку, бай бросил на курпачу и лёг, припав к моей груди ртом. Я закричала, но он зажал мне рот рукой, от чего я стала задыхаться.
– Вздумала перечить мне? Молчи! Иначе придушу, – прошипел он над моим ухом.
От охватившего меня ужаса, я замолчала и зажмурила глаза. Турсун бай сорвал с меня лозим и я осталась совсем нагой и беззащитной. Что происходило дальше, я помню смутно, только стыд и страх не давали мне кричать от боли от жадных рук и губ Турсун бая. Что он со мной творил, вспоминать не хочу, хотя та ночь никогда не уходила из моей памяти. Резкая боль внизу живота, потом ещё и ещё и я потеряла сознание.
Когда пришла в себя,
– Чего сидишь? Ложись сюда, – приказным тоном сказал он.
Но увидев, что я скованная страхом, боюсь двинуться, размахнувшись, ударил меня по лицу, от чего я и упала на постель, схватившись за щёку. Бай буквально упал на меня и всё повторилось снова. На этот раз, я покорно лежала и не сопротивлялась, понимая, что это бесполезно.
Насытившись, бай ещё долго хрипел, успокаиваясь от того, что проделывал со мной. Потом оделся и вышел из комнаты, оставив меня лежать совершенно нагой и разбитой. Одеваться я не стала, уткнувшись в подушку балыш, я разрыдалась. Через полчаса зашла Бахрихон опа и с сожалением посмотрела на меня. Присев рядом, она погладила меня по голове.
– И чего теперь плакать? Смирись, это уготовано всем нам. А если получится и ты родишь хозяину сына… он тебя золотом осыплет, в шелка оденет. О таком, любая девушка только мечтать может. Не пойму, почему хозяин выбрал тебя. Ладно, ты сегодня отдыхай, я прикажу, чтобы тебе поесть принесли и одежду тоже, – мягко сказала эта всегда такая строгая, неулыбчивая женщина, с сожалением поглядывая на кровь на постели и на моих ногах и на куски нового платья.
– Мне ничего не нужно и есть я тоже не хочу, – рыдая, ответила я.
– Всё, ничего уже не поделать, только подчиниться воле хозяина, – поднимаясь, сказала Бахрихон опа.
Я опять уткнулась в подушку. Стеснения уже не было, моё тело ныло от боли, Бахрихон опа прикрыла меня одеялом и покинула комнату. Минут через пятнадцать, в комнату вошли две молодые женщины, у одной в руках был поднос с лепёшкой, с горячим чаем в чайнике и пиалкой, у другой, перекинутые через плечо платье и лозим, в руках были медная чашка и абдаса (кувшин для умывания).
– Поднимайся. Мехри? Помоги ей. Намочи кусок от платья, пусть оботрёт ноги от крови и наденет чистое платье и лозим, – сказала та, что была постарше.
Мехри молча стала делать то, что ей приказали. Наконец, я вытерла ноги с внутренней стороны, выше колен и надела платье и лозим. Передо мной поставили поднос и женщины ушли.
Оставаться в этой комнате, я не хотела, боясь, что Турсун бай опять вернётся и повторится тот ночной кошмар. Выглянув за дверь, я со страхом осмотрелась и медленно вышла во двор. Мне казалось, что все знают, что произошло со мной и сгорая от стыда, я прошла на женскую половину и ушла за дом, в сад. Там, сев под яблоню, я обняла колени и посмотрела на безоблачное небо, вспомнив, как мама говорила мне, что люди, умирая, поднимаются в небо и там они живут в раю, без забот и боли. Мне вдруг так захотелось умереть и оказаться там, на небесах.