Рожденные на улице Мопра

Шишкин Евгений Васильевич

Днем Павел много говорил с матерью. Ему хотелось с нею наговориться. Но разговор выходил каким-то легковесным, пустым или терялся на полутеме, на полуслове. Павел спросит мать о чем-нибудь и забудет, о чем спросил, улыбается на ее ответ.

— Мне теперь, Паша, самое счастье — в огороде возиться. Вырастет у меня морковь или редиска — я и рада-радешенька. Вот беда — воровать стали. Прошлогодь картошку наполовину выкопали.

— Чучело, может, надо поставить, — предложил Павел.

— Дак не вороны ж воруют! Люди! Бродяги! Вон их сколь развелось…

В этот прощальный день Павлу очень хотелось побыть и с Константином, выведать у него важные христианские

истины, узнать о помазании и причастии, но вопросы, приготовленные накануне, позабылись. Даже армейские язвы показались сейчас пустяшными.

— Пора мне, — сказал Павел.

— Уже? Быстро как время-то пролетело, — покачала головой Валентина Семеновна. Враз прослезилась.

— Проводить тебя, Паш? — предложил Череп.

— Не провожайте. Чего по грязи шляндать? Я у магазина «мотор» поймаю, — сказал Павел, надел плащ.

Сумерки пали на город Вятск. Холодало. Резче пахло весной.

Павел дошел до оврага, выбрал место посуше, поставил на землю чемодан. Он не любил сумки и всегда в командировку или в отпуск ездил с чемоданом. Военный с сумкой — разгильдяйство, военный должен быть с чемоданом! — зачем-то отвлекающе подумал он.

Отсюда, рядом с мостком через мопровский овраг, уже было видать покривившуюся голубятню над сараем. На фоне сиреневого неба она угловато выпирала между стволов и ветвей деревьев. Собственно, это уже не была голубятня, кривоватый остов, без сетки. Павел отшагнул в сторону, вытянул шею и сквозь безлистые кусты, стеной росшие по краю оврага, разглядел мамаевский дом. Свет в окошке! Павел вздрогнул, будто обжегся об этот свет. Тихая лихорадка пробудилась в теле. За окошком — Татьяна. Ждёт его… Что ж он перед ней, как раньше, дрожит будто осиновый лист!

Павел глубоко вздохнул, сел на чемодан, отдышаться… Тут со всей горечью угрызения и позора открылась правда, которую он не трогал, не бередил, скрывал не только от других — от самого себя. Ведь не любил он никогда Марию! Не любил! Выбрал ее с отчаяния, от беспросветья… А та, которую любил с юности и не переставал любить всю жизнь, — наконец-то вот, рядом, ждет в проклятом мамаевском окошке. И нет уже на пути никакого Мамая! Павел низко склонил голову. А как же Мария? Сын, дочка? Между двумя рваться? «Господи! Наставь на путь истинный!» Он расстегнул плащ, расстегнул под кителем рубашку, нащупал оберег, подаренный Константином, сжал в ладони.

X

Будильники Алексей Ворончихин не терпел смолоду. Естественный человек, к которым он относил себя, должен просыпаться без внешних посылов. Внутренний хронометр сам вытолкнет человека из сна. Но не для того, чтобы сразу поставить на ноги и гнать по будничным обязательствам, он даст время понежиться в постели, поразмышлять. А на ноги естественный человек поднимется инстинктивно, без умственного и физического напряжения.

Проснувшись, Алексей лежал в постели и подспудно ждал инстинктивного толчка, который придаст ему вертикальное положение. Часов поблизости не было — чтобы не знать, который час, и никуда не рваться. Назойливый телефон на время сна он отключал.

Над кроватью висела черно-белая фотография Павла. Он курсант военного училища, стоит возле гаубицы, положа руку на ствол. «Перекуем пушки на сковородки! Да здравствует конверсия! — петлисто поплыла мысль Алексея. — Хлебопекарни вместо ракетоносцев! Вся страна, словно холерой, заразилась перестроечной болтовней…»

Алексей и не заметил, как поднялся с постели, раскачавшись на политических

качелях. Наконец взглянул на часы и присвистнул:

— Время какать, а мы еще не ели!

Он пошел в кухню готовить себе кофе. Здесь мысли шли по политическому кругу, как игла патефона по одной и той же канавке на заезженной пластинке. Империя не в силах прокормить своих подданных? Что это? Преддверие войны? Или распад империи? Алексей пил кофе, сваренный в турке, крепкий, вкусный кофе, без сахара. Не потому, что любил кофе без сахара, а потому что сахара в доме — ни кусочка, ни крупинки. Надо было отстоять очередь почти за любым продуктом. Естественный человек очереди, естественно, не выносил.

Алексей воткнул в розетку вилку телефона. Телефон тут же разразился звоном, будто сорвался с цепи. Пропустив мимо сознания начальную трескотню Осипа Данилкина: «Ты чего?», «Еще не на ногах?», «Марку не позвонил?», «А Маркелов?», Алексей развернуто ответил лишь на последний вопрос:

— Я собираюсь заехать к академику Маркелову. Передам ему аванс, но торопить с рукописью не собираюсь.

— Он будет писать свою муйню год! — шумел в трубку Осип Данилкин. — Потряси его за бороду!

— Истинного ученого торопить нельзя. Маркелов настоящий академик. У него в доме уже года три телевизор не фурычит, — сказал Алексей и покосился на свой приемник. Телевизор у него тоже не функционировал последние пару недель. Надо было везти в мастерскую, но руки не доходили… «В телевизоре мало естественности», — успокаивал себя Алексей.

— Ты прочитал рукопись «Тайный смысл женских имен»? — спросил Осип. — Почему нет? Быстро читай! Поправь кой-чего, рассортируй имена по алфавиту, напиши аннотацию и отдавай в набор… Заедь в «Останкино»! Забери сценарий у Марка!

Из стопки разномастных папок, что лежали на письменном столе, Алексей выдернул ту, которую упомянул в разговоре Осип. Развязал тесемки, распахнул папку, с недоверием прочитал на титуле заголовок и подзаголовок «Книга для мужчин», потом перевернул несколько листков и громко рассмеялся.

Это настоящий прощелыга! Борзописец, штукарь и, похоже, безразборчивый бабник! Некто Ян Комаровский под видом астролога, социолога и психотерапевта расшифровывал тайный смысл женских имен. Алексей весело просвещался о представительницах нежного пола:

«Светлана — общительная, компанейская, резвая, трудолюбивая. В делах не прочь рискнуть. В любви сладострастна и очень активна. Никогда не откажет мужчине, который говорит ей комплименты. Любит игривые прозвища, типа «Ежик», «Слоник»…

Алексей невольно вспомнил свою последнюю Светлану, которая игриво называла его «Медвежонок», хотя ни своей комплекцией, ни выражением физиономии (Алексей Ворончихин строен, безус, не лохмат, не бородат, глаза светлые) на медведя, белого или бурого, он не смахивал. Светлана обожала шоколад… Алексей тут же внес в рукопись Яна Комаровского соответствующую прибавку в характеристику Светлан: «обожает шоколад».

«Ирина — скрытная, расчетливая. От нее правды никогда не добьешься. Умная, тянется к образованию. В любви осторожная. Но алчная до удовольствий, склонна к извращениям». У Алексея было с полдюжины Ирин. Вспомнив ту, которая была ближе всех к поверхности памяти, он приписал: «не сентиментальна и не слезлива».

«Ольга — умна и глуповата одновременно. Чаще — красива, чем дурна. Кривляка, модница. Мужа обычно не любит, но терпит. Достаточно постоянна, хотя верностью не отличается». И приписка Алексея: «Ловко умеет прикидываться «дурой». Всегда готова гульнуть под носом у мужа».