Рожденные телевизором

Тарощина Слава

В документальном фильме Сванидзе мама Гайдара говорит: «Я очень благодарна президенту и премьеру, что они сказали добрые слова и тем самым дали знать людям – мертвого Гайдара пинать не надо». Ариадну Бажову-Гайдар можно понять. Ее горе настолько велико, что она хватается за любую соломинку. Но каково гражданам великой державы постоянно осознавать, что они живут в стране, где судьба всех и каждого зависит от того, что сегодня «дадут знать людям» их правители?

31 марта

Победа в макияже

Если бы нам все удавалось так же блистательно, как парады и фейерверки 9 Мая, мы бы жили в другой стране, непохожей на сегодняшнюю Россию. Но парады быстро проходят, фейерверки растворяются в остром весеннем воздухе чеширским котом, а буйные торжества сменяют неумолимые

будни. Наступает время осмысления: праздник Великой Победы превратился в праздник государственного лицемерия. А уж телевидение давно и безоговорочно капитулировало перед этим светлым днем.

Юбилейная пошлость всепроникающа, как рекламная перхоть. Шелуха не обеспеченных смыслом слов, тонны гвоздик вперемешку с георгиевскими ленточками, попса в гимнастерках, бездарные поделки о войне, нескончаемый чиновничий пиар на теме – вся эта мишура убивает память. Можно, конечно, объявить в качестве средства от амнезии помпезный конкурс под названием «Песни победы». Можно даже пригласить к участию в нем среди прочих саму Джахан Поллыеву. И напишет помощник президента песню с хромающей рифмой, и споет ее Марк Тишман, тоже не пальцем деланный, но автор гимна «Россия, вперед!», и выйдет все очень патриотично. Однако если вслед за конкурсом с призовым фондом более двух миллионов рублей в выпусках новостей долго показывать ветеранов, ожидающих квартиры в бараках, курятниках и помнящих Наполеона сараях, то даже у самых лояльных режиму зрителей что-то щелкнет в голове. Впрочем, телевизионщикам не до тонкостей программирования. Накануне годовщины Великой Отечественной на просторах ТВ разгорелась великая корпоративная война. Сначала «Россия» запустила шоу на тему здоровья «О самом главном» – по мотивам идущей ровно в то же время на Первом канале программы «Малахов плюс». Затем госканал замахнулся с помощью нового проекта «Девчата» на святое, то есть на успешнейший «Прожекторперисхилтон». В девичьей светелке, где четверку остроумиц венчает неизбежная Ксения Собчак, с первых кадров запахло казармой. Скромнейший (и свежайший!) экспромт держательницы акций на свободу мысли (в ее боевом арсенале есть передача и с таким названием) звучит примерно так: «Николай Цискаридзе, когда вы последний раз ходили по Большому?»

Но самый весомый снаряд разорвался у Познера. Последний выпуск своей передачи он посвятил Георгию Жукову. Без предварительных анонсов, во внеурочный час ведущий запустил пленку 1966 года с записью интервью, которое берет у маршала Константин Симонов. Эту пленку, как пояснил Владимир Владимирович, спас его отец, создатель экспериментальной творческой киностудии. Интервью, записанное для фильма к 25-летию битвы под Москвой, цензоры велели уничтожить, и вот пленка якобы впервые с того момента всплыла. На следующий день выяснилось, что эксклюзив оказался не таким уж эксклюзивным. Руководитель «Культуры» Сергей Шумаков не сдерживал эмоций, называя поведение коллег-конкурентов «хамским»: канал два месяца готовил праздничный проект, увенчать который 9 Мая должно было злополучное интервью Жукова. Представители ВГТРК, вооружившись правоустанавливающими документами, с утра грозились подать в суд на Первый, а к вечеру угроза рассосалась со скоростью фейерверка. Да и сама пленка интересна разве что своей подлинностью. Она не отвечает на главный вопрос из тех, которым, по моему разумению, следовало бы задаться в осмыслении Победы: где заканчивается мифотворчество и начинается фальсификация истории?

Вернемся, однако, к противостоянию (не путать с предстоянием). Последний всплеск случился 9 Мая. Жажда опять же эксклюзива заставила каналы осваивать новые пространства. Евгений Рожков с «России» занял оборону на вершине Спасской башни. Напротив, на крыше отеля «Риц Карлтон», разместилась выездная студия Первого в лице Арины Шараповой. Трудно сказать, зачем этим людям понадобилось взмывать на тридцатипятиметровую высоту. Рожков, который многообещающе сообщил, что теперь-то уж он видит все по обе стороны Кремля, так ничего и не увидел. А Шарапова, заслоняя пышными формами пики старинных башен, привычно занималась тем же, что и на земле, то есть беседовала с певцом Кобзоном и поэтом Дементьевым. Именно здесь последнему открылась истина. Я чувствую, восторженно пророчил Дементьев, как вокруг ветеранов идет великое объединение страны.

Вряд ли подобные чувства испытывали ветераны. Они еще не успели прийти в себя от «вчерашнего», когда Дима Билан запел «Темную ночь» – за такое во времена их молодости не грех бы и сослать навечно в штрафные батальоны. Больше их мог напугать только льющийся сплошным потоком кинопоказ. Сегодняшние режиссеры, снимающие фильмы о войне, выглядят инопланетянами, насмотревшимися голливудских блокбастеров. Брутальные герои неотличимы

друг от друга, как и картины, в которых они снимаются. Ощущение такое, что «Небо в огне» перетекает в «Смертельную схватку», «Диверсант» бежит «Под ливнем пуль», а за многосерийной «Катей» гонится «Сорокапятка». Вообще ветеранов на этот раз было мало, и они на удивление слабо даже для нашего циничного времени интересовали устроителей торжеств. Нет большего испытания для ТВ, чем исторические юбилеи. Пока еще ни разу не удалось справиться с непосильной задачей: как сделать, чтобы в идеологической заданности праздника не потонула его человеческая суть? Нынешняя круглая дата не стала, увы, исключением.

И все-таки праздник был – вопреки телевидению, пропаганде, идеологии. Было чудесное майское утро и радостное (человеческое, а не милитаристское) ощущение причастности к чему-то значительному. Был грандиозный авиационный парад, который я увидела из своего окна, и парад в телевизоре, потрясавший воображение не столько мощью, сколько слаженностью и геометрической четкостью линий. А еще было воспоминание о моем лучшем Дне Победы.

Он случился десять лет назад, на даче. Стоял такой же ликующий день, как и сейчас. Пока готовила в кухне еду, народ уже с утра пораньше собрался за столом во дворе. Три Юры – Давыдов, Щекочихин, Карякин – под неспешные разговоры о важном спешно расправились с имеющимся в доме запасом горючего. Со всей остротой встал трагический русский вопрос: что делать? Где в Переделкине с вечно закрытым даже в будни продуктовым магазином брать водку? В едином порыве Юры ринулись к калитке. Посреди сонной тихой улицы на небольшом тракторе с повозкой задумчиво ехал вялый узбек. Щекочихин отчаянно бросился наперерез узбеку – словно не трактор останавливал, а немцев под Москвой. Через секунду Юры уже мчались к светлому будущему на тракторе. Они громко горланили военные песни. Узбек проснулся. Солнце просвечивало на контражуре сквозь нежную листву. Водка обнаружилась довольно быстро, причем в самом неожиданном месте… И была Победа, и было счастье, и был месяц май.

12 мая

Знание и грубая сила

Диалог двух петербуржцев, Владимира Путина и Юрия Шевчука, будет еще долго обсуждаться в обществе как новость номер один. Событие действительно выдающееся. Впервые за последние годы само телевидение, запустив фрагменты разговора в эфир, нарушило главную конвенцию 2000-х: о власти либо хорошо, либо никак. Стоит напомнить, что идея данной конвенции родилась не сегодня и не вчера, у нее богатая историческая традиция. Каковую блистательно сформулировал коллега Владимира Владимировича по спецслужбам, управляющий Третьим отделением Леонтий Дубельт: «Ни порицать, ни одобрять! Правительство в одобрении такой дряни, как вы, не нуждается». Грозная ремарка предназначалась журналистам, а шире – всему интеллигентскому сословию.

Путин, взращенный на демократических хлебах, более толерантен, чем его предшественник. (Хотя, заметим в скобках, и Леонтий Васильевич на заре карьеры слыл вольнодумцем и даже числился идейными врагами «крикуном-либералом».) Впрочем, общий смысл его общих фраз недалеко ушел от дуббельтовской максимы. Странно, что возбужденные интеллигенты, так ждущие оттепели, умудрились отыскать в туманных рассуждениях премьер-министра ее признаки в виде разрешения на марши несогласных. Наверное, так случилось оттого, что Путин ближе к народу, чем к интеллигенции. Народ в лице своих лучших представителей, милиционеров и омоновцев, точнее понял национального лидера, вследствие чего предпринял беспрецедентно жесткий разгон оппозиции. Одна только беда. С милиционерами-омоновцами модернизацию не сотворишь и Сколково не построишь. Тут все-таки надобны интеллигенты.

Россия – страна слов. Слова значат больше, чем дела. Точнее, их идеологически выверенная трактовка значит больше, чем дела. Путин едва успел закончить диалог с Шевчуком, а его пресс-секретарь уже спешит правильно расставить акценты. Объяснения Дмитрия Пескова по поводу экзальтированных граждан, извращающих смысл дискуссии, – текст алмазной огранки. Лучше него только песковский текст номер два. Сообщая городу и миру о том, что Путин познакомился с содержанием папки, переданной ему Шевчуком, он заявил основополагающее: «В этой папке изложена общеизвестная информация. Это даже не вопросы, а констатация фактов, которая не требует реакции». Мы-то по наивности думаем, что высочайшее начальство из-за чрезвычайной занятости не все знает про вверенную ему страну, а как только узнает, тотчас наступит благоденствие. Оказывается, все знает, но никаких поручений давать не будет. Оказывается, собрание беззаконий «не требует реакции» юриста-премьер-министра…