Рождественская песнь в прозе (пер. Пушешников)

Диккенс Чарльз

— Дядя! — возразиль племянникъ.

— Племянникъ! — перебилъ его Скруджъ строго, — справляй Рождество по-своему, а мн позволь справлять его, какъ мн хочется.

— Справлять! — воскликнулъ племянникъ. — Но вдь вы его совсмъ не справляете!

— Ну, такъ и позволь мн совсмъ не справлять его, — сказахъ Скруджъ. — А ты справляй себ на здоровье! Много пользы извлекъ ты изъ этихъ празднованій!

— Могъ бы извлечь, — отозвался племянникъ, — но смю сказать, что я никогда не стремился къ этому. Я только всегда былъ убжденъ, всегда думалъ, что Рождество, помимо священныхъ воспоминаній, если только можно отдлить отъ него эти воспоминанія —

есть время хорошее, — время добра, всепрощенія, милосердія, радости, единственное время во всемъ году, когда кажется, что широко раскрыто каждое сердце, когда считаютъ каждаго, даже стоящаго ниже себя, равноправнымъ спутникомъ по дорог къ могил, а не существомъ иной породы, которому подобаетъ итти другимъ путемъ. И поэтому, дядя, я врю, что Рождество, которое не принесло мн еще ни полушки, все-таки принесло и будетъ приносить много пользы, и говорю; да, благословить его Богъ!

Писецъ въ своей сырой каморк не выдержалъ и зааплодировалъ, но спохватился и сталъ мшать уголья въ камин, при чемъ погасилъ въ немъ и послднюю слабую искру.

— Еще оденъ звукъ, — сказалъ Скруджъ, — и вы отпразднуете ваше Рождество потерявъ мсто. — Вы выдающійся ораторъ, сэръ, — прибавилъ онъ, обращаясь къ племяннику. — Удивляюсь, почему, вы не въ парламент.

— Не гнвайтесь, дядя! Слушайте, приходите къ намъ завтра обдать.

Скруджъ, въ отвтъ на это, послалъ его къ чорту.

— Да что съ вами? — воскликнулъ племянникъ. — За что вы сердитесь на меня?

— Зачмъ ты женился? — сказалъ Скруджъ.

— Потому что влюбился.

— Потому что влюбился! — проворчалъ Скруджъ ткимъ тономъ, точно это было еще боле нелпо, чмъ поздравленіе съ праздникомъ. — До свиданья!

— Дядя, но вы вдь и до моей женитьбы никогда не заглядывали ко мн. Почему же вы ссылаетесь на это теперь?

— До свиданья! — сказалъ Скруджъ.

— Но, ндь мн ничего не надо отъ васъ, я ничего у васъ не прошу, — почему же мы не можемъ быть друзьями?

— До свиданья! — повторилъ Скруджъ.

— Мн отъ всей души жаль, что вы такъ упрямы. Между нами никогда не было никакой ссоры, виновникомъ которой являлся бы я. Ради праздника я и теперь протянулъ вамъ руку и сохраню праздничное настроеніе до конца. Съ праздникомъ, дядя, съ праздникомъ!

— До свиданья! — сказалъ Скруджъ.

— И съ счастливымъ новымъ годомъ!

— До свиданья! — сказалъ Скруджъ.

Однако племянникъ вышелъ изъ конторы, такъ и не сказавъ ему ни единаго непріятнаго слова. Въ дверяхъ онъ остановился, чтобы поздравить и писца, который, хотч и окоченелъ, былъ все-таки тепле Скруджа и сердечно отозвался на привтствіе.

— Воть еще такой же умникъ, — проговорилъ Скруджъ, услыша это, — господинъ съ жалюваніемъ въ пятнадцать шиллинговъ въ недлю, съ супругой, дтками, радующійся праздникамъ! Я, кажется, переселюсь въ Бедламъ!

А писецъ, затворяя дверь за племянникомъ: Скруджа, впустилъ еще двухъ господъ. Это были почтенные, прилично одтые люди, которые, снявъ шляпы, вошли въ контору съ книгами и бумагами и вжливо поклонились.

— Скруджъ и Марли, не правда ли? — сказалъ одинъ изъ нихъ, справляясь со спискомъ. — Я имю честь говорить съ г. Скруджемъ или г. Марли?

— Г. Марли умеръ ровно семь лтъ тому назадъ, — возразилъ Скруджъ. — Нынче какъ разъ годовщина его смерти.

— Мы не сомнваемся, что его щедрость цликомъ перешла къ пережившему его компаньону, — сказалъ господинъ, протягивая Скруджу подписной листъ. И сказалъ совершеннйшую

правду, ибо Скруджъ и Марли стоили другъ друга. При зловщемъ слов «щедрость» Скруджъ нахмурился, покачалъ головой и подалъ листъ обратно.

— Въ эти праздничные дии, — сказалъ господинъ, взявъ перо въ руки, — еще боле, чмъ всегда, подобаетъ намъ заботиться о бдныхъ и сирыхъ, участь коихъ заслуживаетъ теперъ особеннаго состраданія. Тысячи людей терпятъ нужду въ самомъ необходимомъ. Сотни тысячъ лишены самыхъ простыхъ удобетвъ.

— Разв нтъ тюремъ? — опросилъ Скруджъ.

— Ихъ черезчуръ много, — сказалъ господинъ, снова кладя перо на столъ.

— А работныхъ домовъ? — продолжалъ Скруджъ. — Разв они уже закрыты?

— Нтъ, — отозвался госдодинъ, — но объ этомъ можно только сожалть.

— Разв пріюты и законы о призрніи бдныхъ бездйствуютъ? — спросилъ Скруджъ.

— Напротивъ, у нихъ очень много работы.

— О! А я было испугался, заключивъ изъ вашихъ первыхъ словъ, что они почему-нибудь пріостановили свою общеполезную дятельность. Очень радъ слышать противное.

— Убжденіе въ томъ, что эти учрежденія не оправдываютъ своего назначенія и не даютъ должной пищи ни душ, ни тлу народа, побудило насъ собрать по подписк сумму, необходимую для пріобртенія бднымъ пищи, питья и топлива. Время праздниковъ наиболе подходить для этой цли, ибо теперь бдняки особенно рзко чувствуютъ свою нужду, люди же состоятельные мене скупятся. — Сколько прикажете записать отъ вашего имени?

— Ничего не надо писать, — отвтилъ Скруджъ.

— Вы желаете остаться неизвстнымъ?

— Я желаю, чтобы оставили меня въ поко,- сказалъ Скруджъ. — Вотъ и все. Съ своей стороны, я содйствую процвтанію тхъ учрежденій, о которыхъ только что упоминалъ: они обходятся мн не дешево; а посему пусть нуждающіеся отправляются туда.

— Многіе изъ нихъ охотне умрутъ…

— И отлично сдлаютъ, — по крайней мр этимъ они уменьшатъ избытокъ народонаселенія. Впрочемъ, извините меня, я тутъ не при чемъ.

— Но могли бы быть причемъ

— Не мое это дло, — возразилъ Скруджъ. — Для каждаго вполн достаточно исполнять свои собственныя дла и не вмшиваться въ чужія. Я же и такъ неустанно забочусь о своихъ. До свиданья, господа.

Убдившись, что настаивать безполезно, постители удалились.

Довольный собою и въ необычно-шутливомъ настроеніи, Скруджъ снова принялся за работу.

Между тмъ мракъ и туманъ сдлались такъ густы, что появились факельщики, предлагавшіе освщать дорогу прозжавшимъ экипажамъ. Старинная церковная башня, съ готической амбразуры которой всегда косился на Скруджа мрачный викингъ, сдлалась невидимой; колоколъ вызванивалъ теперь часы и четверти гд-то въ облакахъ, и каждый ударъ его сопровождался дребезжаніемъ, точно тамъ, въ вышин, стучали въ чьей-то окочеввшей отъ холода голов зубы. Становилось все холодне. Противъ конторы Скруджа рабочіе чинили газовые трубы, разведя большой огонъ, и около него столпилась кучка оборванцевъ и мальчишекъ: они съ наслажденіемъ грли руки и мигали глазами передъ пламенемъ. Водопроводный кранъ, который забыли запереть, изливалъ воду, превращавшуюся въ ледъ. Свтъ изъ магазиновъ, въ которыхъ втви и ягоды осгролиста потрескивали отъ жары оконныхъ лампъ, озарялъ багрянцемъ лица проходящихъ. Лавки съ битой птицей и овощами совершенно преобразились, представляя дивное зрлище, и трудно было поврить, что со всмъ этимъ великолпіемъ связывалось такое скучное слово, какъ торговля.