Рождественская песнь в прозе (пер. Пушешников)

Диккенс Чарльз

Скруджъ сдержалъ свое слово. Онъ сдлалъ гораздо боле того, что общалъ. Для Тайни-Тима, который

остался живъ, онъ сталъ вторымъ отцомъ.

Онъ сдлался мовершенно другимъ — добрымъ другомъ, добрымъ хозяиномъ и добрымъ человкомъ, такимъ добрымъ, котораго врядъ ли зналъ какой-либо добрый старый городъ въ доброе старое время.

Нкоторые смялись, видя эту перемну, но онъ мало обращалъ на нихъ вниманія: онъ былъ достаточно мудръ и зналъ, что есть не мало людей на земл, осмивающихъ вначал все хорошее. Зналъ, что такіе

люди все равно будуть смяться, и думалъ, что пусть лучше смются они на здоровье, чмъ плачутъ. Съ него было достаточно и того, что у него самого было радостно и легко на душ.

Больше онъ уже не встрчался съ духами, но всю свою послдующую жизнь помнилъ, о нихъ. Про него говорили, что онъ, какъ никто, встрчаетъ праздникъ Рождества. И хорошо, еслибы такъ говорили окаждомъ изъ насъ, да, о каждомъ изъ насъ! и да благословить Господь каждаго изъ насъ, какъ говорилъ Тайни-Тимъ.

1843