Розы на снегу
Шрифт:
Только хозяин на крышку стол придвинул, вошли гитлеровцы. Спросили, нет ли посторонних. Под кровать заглянули. Обругали старика и ушли, как говорится, не солоно хлебавши. И не знала Лина, как отблагодарить доброго человека.
Старик же только и сказал:
— Все мы тут свои. В другой раз осторожней будь, дочка.
Замечательное это слово — «свои». Прятали ее в церкви, прятали в сене, под одеждой на жаркой печи. К матери в Порхове незнакомые люди заходили, говорили: «Видели дочку твою. Жива».
В дни, когда каратели на Порховщине свирепствовали, получила Строева
Но радоваться было рано. За поворотом дороги поджидала вражеская засада. Лина, однако, вовремя обнаружила опасность. Скомандовала доверившимся ей людям:
— Быстро в лес!
Успели убежать. Но теперь пробираться нужно по лесному бездорожью. Лина решила: лучше болотом. Ох как обманчива его зеленая бархатистость. То и дело проваливаются ноги в холодную затягивающую трясину. Но страху поддаваться нельзя: и людям не поможешь, и сама растеряешься. Лина Строева нашла в себе силы и про боль в ногах забыть, и других подбодрить.
Тот путь не измерить километрами. Он отсчитан шагами водой по пояс, болью в каждом суставе… Зато сколько радости было, когда добрались до деревни, где был штаб. Вошла в избу и услышала, как кто-то крикнул:
— Лина вернулась!
И — все. Словно провалилась куда-то.
Очнулась от боли, — с распухших, стертых в кровь ног товарищи пытались снять сапоги. Какая-то нелепая мысль промелькнула: «Жаль сапог». Сапогам-то и правда пришел конец, — чтобы снять их, пришлось разрезать голенища…
Однажды Лина отправилась в разведку вместе с Аней Козьяковой. Та шла на задание впервые. Было это в феврале сорок третьего года в Славковском районе.
По сведениям, полученным раньше, в деревне, к которой скоро должны были подойти девушки, фашистов не было. Шли спокойно. За пазухой газеты, сводки. Думали, отогреются сейчас, отдохнут. Да вышло иначе.
Поздно заметила Лина неладное. На снегу лошадь убитая и человек. Аж похолодело все внутри: имени того парня не помнит, а в лицо узнала: свой, партизан. Огляделась, а там еще трупы в снегу, и гитлеровцы что-то кричат, к девушкам бегут. Поворачивать поздно, — заметили. Однако связки с документами Лина сумела выбросить незаметно в канаву. Успела и Ане шепнуть:
— Запомни — за картошкой идем.
Сомнения в виновности задержанных у фашистов оставались недолго. При обыске у Лины нашли письмо, хотя и сугубо личное, однако упоминание о партизанах там было. Допрашивали мало, больше били. И фашист-офицер, и переводчик из полицаев. Измученных Лину и Аню втолкнули в сарай. Офицер крикнул вдогонку:
— Закачаетесь на березах завтра, красные стервы.
Хорошо было только одно — их заперли вместе. Лина убеждала Аню:
— Если поймут, что мы от партизан, все равно расстреляют или повесят. Так что во всех случаях молчи, не проговорись. Умрем честно и других не подведем.
Темно.
О смерти Лина старалась не думать. Понимала — нужно взять себя в руки и искать выход из положения. Осмотрелась. Облазила все помещение. И о радость! Под самой крышей обнаружила заваленное сеном оконце. Отверстие небольшое. Сама-то Лина пролезет, а вот Аня…
План складывался такой: отгрести от оконца сено, вылезти, а там уж ползком по снегу до леса. Ни о морозе (девушки остались в платьях, пальто у них отобрали), ни о том, что их могут сразу заметить на белой равнине, Лина не забывала. Но выход был один.
Аня плакала от жуткой боли, протискиваясь в узкое отверстие. Плакала беззвучно, отчаянно… Выбрались. Холодный снег жег нестерпимо колени и локти. В окровавленные лохмотья превратились чулки. Но надо было ползти, не останавливаясь.
И они ползли. От домов по полю, где один хозяин — февральский безжалостный ветер. Но вот зачернела впереди изба. Думали разведчицы, что смогут отдохнуть, обогреться немножко. Да готовила им судьба нерадостный сюрприз. Не в другую деревню попали они, а сделали полукруг по полю и вернулись в ту же самую, откуда бежали.
И снова надо идти. Уже почти замерзших, валившихся с ног от усталости и голода подобрали Лину и Аню крестьяне, ехавшие за сеном. На телегах под теплым пахучим и колким покровом они переправили разведчиц в дом, где хозяева были связаны с партизанами. Оттуда какой-то мальчонка повел их дальше.
После товарищи рассказывали Лине, что идти они уже не могли. Пригнали для них телегу с партизанской лошадью Розкой в упряжке. Сама Лина помнить этого не могла — лежала без памяти. Очнулась в избе от пронзительного крика:
— Умерла!
Это кричала Аня, решившая, что уже не поднимется ее подруга. Но Лина выжила. Хотели отправить ее в тыл на самолете — отказалась.
Выздоравливала быстро: молодость брала свое. Собирались у постели товарищи. Шутили.
— Подожди, — говорили Сергей Загребин и Витя Канаев, — война кончится, мы заметку напишем: «Задание не выполнила».
Задание… Сколько их было — маленьких и больших!
В архиве Института истории партии Ленинградского обкома КПСС хранится донесение, в котором говорится о том, что разведчице Ангелине Строевой поручено собирать сведения о расположении вражеских войск. И рядом два слова:
«Задание выполнено».
Бои, походы. Вместе с несколькими другими разведчиками выводила Строева легендарную бригаду Германа в Карамышевский район.
Были и потери, о которых и сейчас вспоминать тяжело. Погибла в гестаповском застенке отважная Женя Петрова. Та, что привела Лину на дорогу борьбы.
Сейчас Ангелина Ивановна Сиваевская живет в Ленинграде. Долгие годы она работала в банке. К ней часто по пенсионным делам обращались ветераны войны. Обращались и не знали, что милая, приветливая женщина — сама участница боев за Ленинград.