Розы в снегу
Шрифт:
Девушка вскинула глаза. И увидела доброту и участие во взгляде Райхенбаха. И все же страх сдавил ей горло, и она прошептала, заикаясь:
— Я постараюсь…
— Тебе ведь хорошо живется у Кранахов?
Она кивнула.
— Ты часто видишь там доктора Лютера?
— Да.
— Я спрошу у него совета.
— И передайте доктору Глатцу, пусть подождет это лето и осень.
— Думаешь, Катарина, ты первая? Мы все прошли через это.
От удивления девушка остановилась.
— И
Женщины шли по саду вдоль внутренней городской стены, в руках они держали корзины со спелыми вишнями.
— И я, Катарина… но, само собой, я была гораздо моложе тебя… Когда я познала мужчину, мне едва исполнилось четырнадцать… А вскоре он уехал. Он был перекати-поле, один из тех, из тех, что вечно спешат на ярмарки. Он не вернулся, хотя и обещал…
Они остановились, наблюдая за полетом ласточек в небе.
— Да и стоило ли мне, дочери богатых родителей, уходить с первым встречным? Что мне было делать? Я согласилась выйти замуж за того, кого выбрали для меня мать и отец. Но мой жених не дожил до свадьбы. Я ходила в черном, как вдова… И была рада, когда появился Кранах — он достойный мужчина.
— Иногда я думаю — лучше б я осталась в монастыре.
Барбара энергично покачала головой.
— И все из-за того, что он исчез? Катарина, ты неблагодарна.
Глаза девушки наполнились слезами, пытаясь скрыть это, она наклонила голову.
— Может, Господь наказывает меня за грехи, — тихо прошептала Катарина.
По дороге, вдоль стены, навстречу им быстро шли младшие дети Кранахов. За серьезным и высоким Лукасом семенила маленькая Барбара. Малютка Маргарете плакала. С нежной улыбкой приняла мать свою грудную дочурку из рук служанки, предварительно передав той корзину с вишнями.
Катарина молча стояла рядом. В это мгновение ей показалось, что она сможет забыть Иеронимуса.
***
— Я не выйду за него!
— Из гордости, фройляйн фон Бора?
— Я не гордячка. Но не для того я бежала из монастыря, чтобы очутиться в тюрьме. Мой муж должен быть другим человеком.
Церковный староста Николаус фон Амсдорф вздохнул. И нетерпеливо глянул на Катарину — девушка сидела перед ним на стуле, держа спину очень прямо. Ему пора было ехать в Магдебург.
— Что мне передать?
— Скажите герру Лютеру, что я не выйду за Глатца!
— Он достойный мужчина и со всей решимостью выступает за новое учение.
— Вы его совсем не знаете.
— Знаю довольно-таки хорошо. Конечно, Иеронимус Баумгэртнер был другим. Но что с вами станется, если вы не выйдете замуж?
— Я знаю, что Иеронимус не вернется. Я согласна стать женой другого человека. Если вы или даже доктор Лютер попросите моей руки. Но за Глатца я не выйду.
Катарина встала.
— Позвольте вас проводить?
— Благодарю вас, герр фон Амсдорф.
Девушка бесстрастно попрощалась с церковным старостой и вернулась в дом Кранахов. Там она села за стол и при слабом свете огарка
«Мне приходится изо всех сил, дорогая сестра, сопротивляться тому, чтобы меня не выдали за этого Глатца — малодушного и жадного человека. У него даже смех угодливый. И все же я надеюсь, что доктор Лютер не лишит меня того, что он нам обещал, — свободы выбора. Неужели это Божья воля — выйти замуж за столь ничтожного человека?
До сих пор я всегда знала, всегда чувствовала, чего хочет от меня Господь. Благочестивая мать-настоятельница учила нас, что, если сатана сеет сомнения в душах наших, надо молиться. Сердце мое нередко полно уныния, полно отчаяния, и я хотела бы отдаваться молитве с тем же жаром, что и в монастыре. И из твоего письма, милая сестра, узнаю я о множестве неприятностей, которые доставляют тебе родственники. Другим сестрам повезло больше. Авэ уже баюкает у груди младенца. Она счастливая мать! Говорят, даже Магдалена вышла замуж. Господь ведет каждую из нас. И я слезно молю, чтобы и ты, и я достигли верной цели.
Милая сестра! Будем стоять на этом. Пиши мне в дом Кранаха.
В сестринской любви своей приветствует тебя,
Катарина фон Бора.
Дом художника Лукаса Кранаха Виттенбергского».
Она запечатала письмо и на другое утро вручила его человеку, развозившему письма и счета Кранахов по всей Саксонии. Посыльный клятвенно обещал доставить его фройляйн Эльзе фон Канитц, проживающей в пригороде Лейпцига, в имении «Под дубами».
***
— Лютер получил плохие известия, — рассказывала Барбара Кранах служанкам, снимавшим с нее плащ. — Крестьяне бесчинствуют и не слушают его увещеваний. Говорят, он занемог от гнева.
Стены комнаты заглушали будничное гудение большого дома. Катарина отложила вязанье.
— Принести ему лекарства?
— Конечно. И пирогов из пекарни. И вина. Бедный, он взвалил на свои плечи тяжесть всего мира. Как тут не заболел? Но я знаю, какое лекарство ему нужно…
— Какое?
— Ему надо жениться. Только кто на это согласится? Проповедями семью не прокормишь. Он заживо сгниет там, в пустом монастыре, в полном одиночестве.
В задумчивости спустилась Катарина в пекарню. Служанки чистили медную посуду. Ни привычного шума, ни смеха. Катарина с трудом открыла тяжелую дверь и увидела старую Мари. С заплаканными глазами сидела та у стола. Остальные молча выполняли свою работу.
— Мари, что случилось?
Катарина частенько обменивалась со старухой шутками, рассказывала ей о монастырских порядках и изнурительных постах. Но на сей раз Мари не ответила на вопрос, лишь высморкалась в фартук. Лиза, ее племянница, зашептала:
— Вы разве не слышали, фройляйн? Граф фон Мансфельд вырезал всю нашу деревню. Тетиных братьев, сыновей, и моего отца тоже, — все убиты, все. А ее младшенького увели в плен…
Но тут уже и Лиза не могла рассказывать дальше. Старуха закричала: