Ртуть
Шрифт:
— Я имею в виду… стерилизовали, — прошептала я. Я полагала, что он знал об этом прошлой ночью. В противном случае я бы ожидала, что он хотя бы упомянет о контрацепции. Но, судя по его шокированному виду, он не имел ни малейшего понятия. — Третий округ — самый бедный, — сказала я ему. — Советники Мадры по здравоохранению решили, что нам нельзя размножаться, потому что мы не можем содержать даже себя. Эта политика действует уже более ста лет. Семь из каждых десяти младенцев женского пола получают метку, когда их регистрируют в округе. — Я показала ему маленький черный крестик, вытатуированный за моим левым ухом. Метка означала, что мне запрещено
Выражение лица Фишера вытянулось. Его глаза стали пустыми.
— Что? Я полагала, что ты сочтешь это хорошей новостью.
Сжав челюсти, он отвернулся, оглядывая горизонт в поисках бог знает чего. Может, он что-то услышал? Какое-то предвестие опасности, которое не уловил мой слабый человеческий слух?
— Фишер. Эй! Что случилось?
Когда он снова повернулся ко мне, его глаза были почти полностью черными.
— Ничего. Совсем ничего. Найди кузницу и приступай к работе. Там уже все подготовлено. Я буду ждать твой отчет к обеду.
Он бросился прочь, ни разу не оглянувшись.
Найти кузницу. Ха. Легче сказать, чем сделать. Мне потребовалось тридцать минут, чтобы найти свое новое рабочее место, и к тому времени, как я это сделала, я уже вспотела, запыхалась и была готова нанести несколько ударов. Фишер забыл упомянуть, что кузница находилась на полпути вверх по склону небольшого холма за военным лагерем, и тропинка, которая вела к ней, была настолько крутой, что местами мне приходилось карабкаться по скале, используя руки.
Когда я пришла, в печи, слава богам, уже потрескивал и шипел огонь, а все мое оборудование из Калиша было разложено на деревянном верстаке. Помещение представляло собой не более чем сарай, но я была благодарна за это. Отсюда, с высоты, я могла видеть весь военный лагерь. И здесь было тихо. Я была одна. Покой и одиночество дадут мне время подумать. Я принялась за работу.
Кингфишер снова спрятал крошечное количество ртути, с которым мне предстояло работать. Я осмотрела всю кузницу, порылась в гниющих деревянных ящиках, полных медных монет, в шкафах и на полках, но ртути нигде не было. Осмотрев все дважды, я остановилась у верстака, стараясь успокоить свой вспыльчивый нрав, и прислушалась. Голос был просто шепотом. Тихим и далеким. Я чуть было не приняла его за дуновение ветерка. Но нет. Наклонив голову и закрыв глаза, я наконец поняла, откуда он доносится — с востока. Она была за пределами кузницы. Выше на горе.
— Черт бы его побрал, — пробормотала я, поднимаясь по крутому склону. Чтобы сделать шаг вверх мне приходилось трижды соскальзывать вниз. На подошвах моих сапог почти не было протектора, а за ночь выпало столько свежего снега, что земля стала коварной. Я приземлилась на колени и дважды съехала с холма на заднице, прежде чем добралась до небольшого каменистого плато в сотне футов над кузницей.
Кэррион ждал меня там. Он сидел у входа в пещеру, с удовольствием ворошил костер и читал книгу.
— Знаешь ли ты, что ивелийские феи — самые молодые из всех домов фей? Между двумя братьями произошел спор, и они откололись, чтобы создать свой собственный двор.
Я сложила руки на груди, встав по другую сторону костра напротив него.
— Не отойдешь? Ты загораживаешь свет, — проворчал он.
—
Кэррион опустил книгу, раздраженно фыркнув.
— И кто сказал, что я не знал о феях?
— Что?
— Я знал о феях, Саэрис. Моя бабушка рассказывала мне.
— Да ладно. Будь серьезен. То, что тебе в детстве рассказывали сказки, — это одно. Но никто из нас никогда не верил в эти истории.
— Я верил, — совершенно серьезно сказал Кэррион. Он снова погрузился в книгу. — Ты знакома с моей бабушкой. Ты считаешь ее женщиной, которая в свободное время распространяет фантастические истории и выдумки?
Теперь, когда подумала я об этом, я поняла, что он был прав. Грация Свифт была одной из самых прямолинейных и серьезных женщин, с которыми я когда-либо сталкивалась. Даже более прямолинейной, чем Элрой. Она была инженером и отвечала за то, чтобы новые здания в Третьем округе строились на прочном фундаменте. Если в детстве она читала Кэрриону книги, я бы поставила на то, что это были математические труды, посвященные расчетам устойчивости склонов, а не фантастические истории о вымышленных существах.
— У нее есть такая книга, — сказал он, держа ее в руке, как будто это и была та самая книга. — В ней много картинок. Иллюстраций. Текст местами выцвел, но она знает эту чертову книгу от корки до корки, так что это не имеет значения. Смею предположить, что и я теперь знаю ее наизусть. «Волшебные создания Гиларийских гор» — так она называется. На первой странице есть примечание. В нем говорится: «Никогда не забывай. Монстры лучше всего чувствуют себя в темноте. Запомни все, что ты здесь прочитал. Готовься к войне!!!». — Кэррион поднял вверх средний и указательный пальцы. — Два восклицательных знака. Свифты всегда были очень серьезными людьми. Грация поняла, что избыточная пунктуация означает, что, если эти гиларийские существа когда-нибудь покажутся, ситуация действительно будет очень тяжелой. Мне не разрешали есть десерт, пока я не перечислю хотя бы семь признаков грифона или не объясню в мельчайших подробностях, как убить чистокровного воина фей в полном доспехе.
Что ж, это было неожиданно. Откуда, черт возьми, взялась книга о феях? Мадра давным-давно сожгла всю литературу, в которой хотя бы упоминались феи или магия. Было любопытно узнать, что Кэррион, в некотором смысле, был воспитан в уверенности, что это когда-нибудь случится с ним. Впрочем, сейчас у меня не было времени размышлять об этом.
— Фишер оставил тебя здесь дожидаться меня? — спросила я.
— Можно и так сказать, — ответил Кэррион. — Я крепко спал в своей палатке. И тут появился он, черная туча с дерьмовым настроением, и стал рычать на меня, чтобы я вставал. Солнце еще даже не взошло, а он продолжал ворчать, что я лентяй. Он назвал меня пустой тратой кислорода. Что это вообще значит?