Ртуть
Шрифт:
Суп в ближайшей ко мне супнице пах невероятно. Он был густым и сливочным. Может быть, с курицей? А еще с грибами и сладкой кукурузой. Если бы я не была так раздражена тем, что меня заставили прийти сюда, я бы наполнила свою тарелку до краев. Но поскольку я была зла, я проигнорировала еду и свой урчащий желудок и наградила Фишера лучшим убийственным взглядом. Тем самым, который, по словам Кэрриона, способен выпотрошить человека.
— Ты сказал, что едешь в лагерь на неделю. А тебя не было две.
— Ты скучала по мне?
—
— Правда? — Он взял кусок сыра. — Большинству женщин нравится проводить время в моей постели.
— Как долго ты пробудешь здесь, прежде чем отправишься обратно в лагерь? — спросил Кэррион у Рена, набив рот едой.
Рен вскинул бровь, с трудом оторвав взгляд от меня, чтобы посмотреть на Кэрриона.
— Может, через неделю?
— Я даже думать не хочу о том, какое развратное дерьмо ты творил в этой комнате, — прошипела я.
Смех Фишера наполнил столовую.
— Ты права. Ты не хочешь.
— Тьфу!
— Тогда я буду выходить во двор каждое утро до рассвета, — сказал Кэррион.
— Конечно. Завтра мы практикуем разоружение… — Рен оторвал еще один кусок хлеба и положил его в рот, бросив на меня косой взгляд. — Тебе бы не помешало немного потренироваться в этом, Саэрис.
— Отлично! Я буду там. Спасибо. — Я попыталась придать своему голосу немного мягкости, но не смогла. Рен тихо рассмеялся, глядя в свою тарелку. Видимо, он считал, что битва, которую я вела с Фишером, была восхитительной, и не обиделся на резкость моего тона, но я злилась не на него. Он не заслуживал моего гнева. — Прости, — сказала я, глубоко вздохнув. — Я не хотела срываться. Во всяком случае, на тебя.
Генерал покачал головой, скрывая улыбку. Он потянулся за пирогом и положил его на свою тарелку.
— Не за что. Меня он тоже сводит с ума.
Кингфишер ни разу не отвел от меня взгляда во время этого обмена репликами.
— Проследи, чтобы она использовала тренировочный меч, — сказал он категорично. — С очень тупым острием.
— Мне не нужен тренировочный меч!
— О? Значит, у тебя есть опыт владения клинком? Настоящим, полноценным мечом, а не какой-нибудь плохо выкованной в подворотне заточкой?
Я собиралась воткнуть ему в шею свой очень тупой нож для масла. Тогда бы он понял, как хорошо я владею клинком. Я могла это сделать. Сегодня на нем не было пекторали. Обнаженное горло так и просило, чтобы его вскрыли, и я была в настроении вонзить сталь в его плоть. Я поняла, что пялюсь на его горло, только когда Фишер слегка приподнял подбородок, наклонив голову так, что сухожилия на его шее натянулись. Снова эта чертова улыбка. Мне так хотелось стереть ее с его самодовольного лица.
— Да, — заявила я. Он понятия не имел о том, как я тренировалась, когда была жива моя мать. Он вообще не представлял, на что я способна. — У меня большой опыт обращения с полноразмерными мечами.
— Ты на грани того, чтобы поставить себя в неловкое положение, — пробормотал Фишер. — Лучше замолчи, пока ты не свела Ренфиса в могилу раньше времени.
— Да пошел ты, Фишер.
Он прикусил нижнюю губу, глаза ожили, мерцая яркими зелеными и серебряными бликами. Теперь я знала, как он выглядит, когда веселится, и мне это совсем не понравилось.
— Давай. Скажи ей, Рен, — сказал он.
— Я не собираюсь попадать под перекрестный огонь, что бы это ни было, — сказал Рен, жестом указывая на нас двоих. — Я буду рад продемонстрировать разницу между рукопашным боем с кинжалом и фехтованием на мечах утром, Саэрис. А пока я планирую насладиться ужином. Кэррион, какую боевую систему используют стражи в Серебряном городе?
Кэррион словно ждал этого вопроса, он пустился в подробную, оживленную дискуссию с генералом, рассказывая Рену о боевых приемах и построениях, которые использовали стражи Мадры дома. Я была уверена, что половину из этого он выдумал. Я не вносила никакого вклада в разговор, мы с Фишером вели молчаливую войну на нашей стороне стола, и я не собиралась проигрывать.
Фишер кивнул в сторону моей тарелки.
— Ешь, маленькая Оша. — Его губы шевелились, но он говорил тихо, понижая голос.
— Боги, может, хватит? — Прошипела я.
— Почему? Я видел, как по твоей коже бегут мурашки, когда я так с тобой разговариваю.
— Мне от этого не по себе. — Я тоже стала говорить тише, хотя не следовало. Невежливо было шептаться за обеденным столом, но Рен и Кэррион были заняты разговором, а мне, как оказалось, было что сказать Фишеру. — Ты снова принудил меня, используя клятву, — сказала я сквозь стиснутые зубы.
— Да, — согласился он.
— Не стоило.
— Почему?
— Не могу поверить, что мне приходится говорить это вслух, — прошипела я. — Ты не должен этого делать, потому что это неправильно. Нельзя заставлять людей делать то, чего они не хотят.
Наконец Фишер съел сыр, который держал в руке.
— Можно, если они дадут клятву на крови, которая отдаст их на твою милость.
Выражение лица Рена при этом потемнело, но он продолжал разговаривать с Кэррионом.
— У тебя что, совсем нет совести? Ты просто злой? И все?
Уголок рта Фишера приподнялся. Наклонившись вперед, он взял мою тарелку и принялся наполнять ее едой с подносов и блюд, которые принесли эльфы. Он навис над обуглившимся мясом, пытаясь решить, стоит ли ему положить мне что-нибудь из этого, но потом, похоже, передумал. Когда он остался доволен тем, что положил в тарелку для меня, то поставил еду передо мной и откинулся на стуле. Татуировки на его горле дрогнули, когда он сглотнул. Замысловатые узоры на тыльной стороне его ладоней, охватывающие запястья и исчезающие в рукавах, клубились, как дым.