Рунная птица Джейр

Астахов Андрей Львович

Он свалил на снег еще трех мертвецов, и тут услышал крик Кайлани. Девушку прижали к стене дома сразу пять нежитей, один из которых продолжал гореть. Эндре раскидал их в несколько секунд. Девушка сидела на снегу, сжавшись в клубочек, и продолжала кричать.

– Тихо! – Эндре тряхнул ее за плечо, заглянул в глаза и сразу понял, что Кайлани в шоке. – Все хорошо! Это я, Эндре! Вставай и дерись! Вста…

Он не договорил – цепкая лапа схватила его сзади за ворот рубахи. Эндре рванулся, но мертвец обладал неимоверной силой. Второй рукой он вцепился Эндре в запястье, пытаясь вырвать меч. Никогда в жизни

рыцарь не испытывал большего омерзения. Завопив прямо в разложившееся лицо твари, Эндре коленом ударил мертвеца в брюхо. Упырь выпустил его, но живот лопнул, изъеденные распадом внутренности вывалились из него клубком, и неописуемый смрад окутал Эндре. Отскочив, рыцарь подхватил Кайлани и потащил ее в дальний конец двора, к амбару. Темные фигуры, замерев было в растерянности, тут же двинулись следом за ними – медленно, бездушно и страшно. Отступая, Эндре уперся в стену дома и краем глаза увидел лежавшую на снегу лестницу.

Боги, вот она, единственная возможность спастись!

Выпустив Кайлани, рыцарь подхватил лестницу и приставил ее к стене.

– Лезь! – крикнул он, толкая охотницу вперед. – Лезь же!

Кайлани опомнилась, начала карабкаться по ступеням наверх, на крышу мызы. Эндре полез следом. Упыри были совсем рядом, их становилось все больше и больше. Взобравшись на кровлю, рыцарь глянул вниз – твари стояли, задрав распухшие, перемазанные землей и трупным гноем лица, и Эндре показалось, что он слышит их недовольное ворчание. Или это вьюга воет в ушах? Рыцарь быстро втащил лестницу на крышу и втихомолку выругался.

– И что теперь, - меланхоличным тоном сказал Мгла. – Мы в ловушке. Эти твари загнали нас в нее, как крыс.

– Замолчи, - ответил Эндре и повернулся к Кайлани. – Ты в порядке?

Охотница не ответила. Эндре коснулся ее руки, но девушка оттолкнула его и вновь заскулила на одной ноте. У рыцаря появилось сильнейшее желание ударить ее.

– Ты не ранена? – спросил он.

– Как бы она ума не лишилась, - заметил Мгла. – Для нее, видать, такие вещи в новинку.

Эндре не ответил. Вьюга стала еще свирепее, и он начал мерзнуть. В одной рубахе и штанах долго на таком морозе не выжить. Да и Кайлани в домашнем платье замерзнет очень быстро.

– Нам конец, - внезапно сказала девушка, наблюдая за ковыляющими по двору фигурами. – Нам не спастись.

– Ты же маг, - ответил Эндре. – Придумай что-нибудь.

– Их слишком много.

– Жги их по очереди. Они будут гореть, и нам станет теплее.

Кайлани промолчала. А потом они услышали грохот внизу, под крышей – упыри забрались в дом.

– Откуда они взялись, будь они прокляты? – пробормотал Эндре. – И сколько их! Десятка четыре, не меньше…

– У тебя есть идеи? – спросил Мгла.

– Ни одной стоящей, - ответил рыцарь.

– Дымом пахнет, - сказала Кайлани.

Эндре потянул носом – к запаху мертвечины действительно примешался запах гари.

– Проклятье, только этого не хватало! – пробормотал он, чувствуя, как темный панический ужас холодит его тело хлеще вьюжного ветра. – Эти уроды подожгли дом.

– Я

же говорил, что это ловушка, - заметил Мгла.

– Мой камень остался внизу, - сказала Кайлани. – Я не могу подпитаться Силой.

– Превосходно, - Эндре, чтобы хоть как-то совладать с нахлынувшим страхом, начал чистить пучком соломы лезвие меча. – Тогда нам остается только умереть.

– Эй, не сметь! – отозвался Мгла. – Я не затем выбрал тебя, чтобы ты позволил себя прикончить каким-то там упырям. У нас еще много дел впереди!

– Постой, - Эндре встал, оглядел двор. Он внезапно опустел – почти все упыри набились в мызу, и лишь несколько страшных фигур продолжали бесцельно бродить по двору. – Я, кажется, понял, в чем дело.

– И что ты понял, позволь тебя спросить?

– Старая легенда. Мне ее кормилица в детстве рассказывала. Она говорила, что в конце времен мертвецы восстанут и будут выгонять живых из домов, чтобы завладеть ими. – Эндре посмотрел на Кайлани. – Оставайся здесь. Я осмотрюсь.

– Нет! – Охотница схватила его за руку. – Я боюсь оставаться одна!

– Я не надолго, только гляну, что и как – и обратно. – Эндре вложил меч в ножны, закрепил клевец в петле перевязи и спрыгнул с крыши в снег.

Странно, но еще оставшиеся во дворе упыри даже не обратили на него внимания. Один из них уже вооружился большим колуном, которым Эндре еще накануне колол дрова для бани и, встав у рубочной колоды, бестолково поднимал и опускал этот колун, будто дрова рубил. Еще один мертвец ходил вокруг колодца. Убедившись, что его не заметили, Эндре крадучись двинулся вдоль стены и заглянул в окно.

То, что он увидел в горнице в свете горевшего в очаге пламени, поразило его до глубины души. Мертвецы, напавшие на Сорочий Приют, расселись за столом, за которым они с Кайлани еще недавно ужинали и беседовали. Сидели чинно, будто большая крестьянская семья, собравшаяся пообедать. Те, кому не хватило места за столом, сидели вдоль стен на корточках, неподвижные и страшные. На полу дымили догорающие останки их собратьев, подожженных магией Кайлани, и кое-где деревянный пол мызы начал уже тлеть. Эндре смотрел на эту жуткую картину и понимал, что эти мертвецы вернулись домой – так им думается, если только восставшие из мертвых сколько-нибудь способны думать. Теперь они нашли приют для себя и не покинут его никогда.

– Святые праведники! – пробормотал он, вытирая пылающее лицо горстью снега. – Никогда бы не поверил, если бы сам не увидел.

Мертвец, круживший у колодца, наконец-то нашел дорогу и теперь ковылял к дверям дома. Он прошел совсем близко от рыцаря, но словно и не чувствовал его. У Эндре появилась совершенно безумная мысль. Если только он прав, то опасности для них с Кайлани больше нет никакой.

Он вошел в горницу следом за мертвецом. В ноздри ударил такой запах смерти, что Эндре едва не вырвало. Но он сумел овладеть собой. Очень осторожно, стараясь не дышать, он подошел к очагу, быстро снял с решетки одежду, свою и Кайлани, прихватил с лавки панцирь и латные перчатки, не забыл сумку охотницы и так же крадучись пошел к двери. Упыри не обращали на него никакого внимания. Всякая жизнь, казалось, оставила их.