Русь (Часть 1)
Шрифт:
Купцы сидели на своем конце стола молча и неподвижно, устремляя взгляд на того, кто говорил, и не выражая на своих лицах ни одобрения, ни порицания. А когда им задали вопрос, какого они мнения держатся в данном случае, купцы только переглянулись и ничего не сказали.
Когда им растолковали, что требуется определить свою позицию и что не примкнут ли они к первой партии, - купцы, узнав, что в этой партии сам предводитель, и посоветовавшись вполголоса между собою, сказали, что они присоединяются к первой партии. Но, когда их стали записывать, они испугались и просили пропустить их без записи.
Их
– В партию к самому предводителю попали. Одной чести не оберешься.
– Они честь и сделают, а потом в карман залезут, - тихо и неодобрительно заметил другой, - учены уж были...
Когда спросили приехавшего после всех Владимира Мозжухина, в какую сторону склоняет-ся его мнение, Владимир, очевидно, по дороге завернувший к какому-нибудь приятелю и потому румяный более обыкновенного, взмахнув шапкой, крикнул:
– Я с общим мнением согласен. Ура!..
Ему, во-первых, разъяснили, что он только же что приехал и, следовательно, не мог знать, каково это общее мнение. Тем более что как раз этого общего мнения и не было. А кстати дали понять, что его ура здесь совсем ни к селу, ни к городу.
– Ну, черт ее... все равно, записывай куда-нибудь, - сказал смущенно Владимир Алексан-дру Павловичу. И, махнув рукой, подсел к компании Валентина.
Александр Павлович подумал и записал его в одну партию с купцами. Когда он спросил Владимира, не имеет ли он чего-нибудь против этого, Владимир, поднявшись с места, махнул рукой и сказал:
– Ладно, сойдет...
Во главе другой партии, не признававшей возможности никакой работы в условиях данного момента и в рамках, дозволенных законом, стали Авенир и дворянин в куцем пиджачке.
Авенир во вступительной речи сказал, что они не будут трусливо оглядываться на условия момента и приспособляться к какому-то домашнему масштабу.
– Ибо перед русским народом стоят задачи, не укладывающиеся ни в какой масштаб! Для нас лучше ничего не делать, чем приспособляться и идти на компромисс. Русская интеллигенция поистине может гордиться тем, что никаких компромиссов не принимала и что в ней всегда была дерзновенная свобода, какой нет нигде.
Сзади закричали браво и застучали стульями.
– Председатель, требуйте ближе к делу!
– крикнули со стороны дворянской партии.
Павел Иванович, сидя на председательском кресле с высокой спинкой, все время строго и сосредоточенно нахмурившись, слушал оратора, слегка закинув назад голову, чтобы лучше видеть через пенсне. При крике с дворянской стороны он оглянулся на задних и позвонил. Потом обратился к оратору:
– Прошу говорить ближе к делу. При чем тут русская интеллегенция, когда наше Общество призвано обсуждать местные нужды текущего момента?
– Ага! Опять местные нужды?
– крикнули сзади.
– Привыкли на веревочке ходить...
Щербаков, сидевший рядом с Павлом Ивановичем в роли его охранителя, схватив из его рук звонок и зверски оглянувшись назад, позвонил.
Но тут Авенир, несмотря на звонок, быстро, чтобы его
– Мы протестуем! Нам здесь затыкают рот и лишают священного права... Нет, вам, трусливые умеренные души, не погасить нашего огня, который горит в нас и будет гореть, несмотря ни на что!
– кричал он при поднявшихся криках, мотая головой, как бы показывая этим, что, сколько бы они ни кричали, он свое доскажет до конца.
– Пусть тогда увидит весь мир, как здесь лучшим людям, авангарду общества, связывают руки...
– и Авенир, весь красный, быстро сел, отирая со лба пот платком.
– Далеко хватил про весь мир-то, - заметил вполголоса Владимир.
– Нет, хорошо, - сказал Валентин, - зато видна широта кругозора.
– Я, брат, без этого не могу, - отвечал Авенир, взяв платок в левую руку и вытирая смокшую шею.
– Или всё, или ничего! На сладкой водице нас не поймаешь. Ни в чем не согла-симся. Мы им мозги прочистим, - прибавил он, сидя уже на месте, но беспокойно выглядывая из-за спин вперед.
Направление двух основных половин Общества определилось: они не сходились ни в целях, ни в средствах. И стали по отношению друг к другу в диаметрально противоположном направ-лении.
Затем следовали члены, не принадлежавшие ни к той, ни к другой половине.
Митенька Воейков сидел и все время боялся, как бы не спросили его мнения о чем-нибудь или о том, к какой партии он хочет присоединиться. Но рано или поздно это должно было случиться, и поэтому он испытывал страх при мысли о том, что ему придется высказываться в присутствии стольких людей или определенно заявить себя сторонником той или другой партии. И сколько он ни напрягал мысли, никак не мог найти у себя преобладающего мнения в сторону какой-либо партии и своего отношения к обсуждающимся вопросам. Это были не общечеловече-ские, близкие для него вопросы, а узкоконкретные деловые вопросы, в которых он чувствовал себя как в лесу. Поэтому он решился смотреть украдкой на Валентина и во всем держаться его примера. Но в это время раздался голос помощника секретаря, к кому-то обращавшегося:
– Вы какой партии?
Митенька оглянулся назад, чтобы узнать, к какой партии еще один человек прибавится, но сидевший рядом с ним Валентин толкнул его и сказал:
– Что же ты?.. тебя спрашивают.
Митенька, покраснев, встал с нелепо забившимся сердцем и невольно оглянулся за помо-щью на Валентина и на других. Но все, точно сделавшись вдруг чужими, спокойно и холодно ждали его ответа.
– Я ни к какой... кажется, - сказал Митенька, покраснев еще больше. И ждал, что сейчас же все на него оглянутся, начнут смеяться.
– Ну, так значит - беспартийный, - сказал совершенно спокойно помощник секретаря и что-то записал у себя.
Митенька растерянно оглянулся на Валентина, так как ему пришла мысль, что, может быть, ему нужно протестовать против занесения его в списки беспартийных.
– Ну и я уж с тобой вместе запишусь, - сказал Валентин.
Разлад наметился не только между двумя основными группами, а и в самих этих группах появившиеся оттенки создали положение, грозившее полной невозможностью какого бы то ни было соглашения даже между членами самих этих групп.