Русь (Часть 2)

Романов Пантелеймон Сергеевич

Ужин был окончен. Где-то всходила луна. Одна сторона верхушек лип была освещена сла-бым ее светом. На дорожках в темных аллеях парка уже легли лунные просветы и обманчивые тени. Около террасы было темно. Но, когда молодежь в белых платьях выбежала на середину площадки, все фигуры были ясно видны от падавшего из-за дома света луны.

Она была еще тяжелая, в мглистом красноватом свете, перерезанная длинным, светлым облачком.

Молодежь затеяла игру с беготней, и белые фигуры девушек то мелькали в просветах аллеи, то выбегали на светлый простор площадки.

Митенька

следил за мелькавшей фигурой девушки в украинском костюме и сапожках. У него исчезло обычное стеснение и мысль о том, как на него посмотрят, если он примет участие в игре. Тем более что он заехал сюда на один вечер. Он раза два пробежал и увидел, что все приняли это как что-то вполне естественное. И вдруг почувствовал, что всё хорошо, - хорошо бегать, хороша лунная ночь в этой усадьбе с темным липовым парком и светлой площадкой цветников, и еще лучше всего этого - бросавшая на него взгляды девушка.

Когда Митеньке пришлось догонять ее, она, быстро оглянувшись на него, побежала сначала через цветник, обежала два раза клумбу, обманывая Митеньку направлением, очевидно решив не поддаваться. Потом, вместо того чтобы бежать по дорожкам цветников к террасе, в тени ко-торой стоял решетчатый диванчик, условный предел, она со смехом побежала в темную аллею.

Митенька чувствовал, что он от выпитого вина бежит в легком тумане. У него еще сильнее поплыл под ногами туман, когда он очутился в темной аллее с девушкой, которая, очевидно, нарочно забежала сюда, чтобы поддразнить его, а потом как-нибудь увернуться и выбежать опять на светлую площадку перед домом.

Он с бьющимся сердцем, думая только о том, чтобы догнать ее, видел мелькавшую впереди себя фигуру. Когда ему оставалось до нее несколько шагов, она вдруг свернула из аллеи в чащу и неожиданно остановилась. Митенька с разбега схватил ее.

Девушка повернула голову к нему и стояла, улыбаясь в полумраке.

Отсюда они шли уже тихо, говоря вполголоса. Митенька вдруг почувствовал боль в зубах; девушка остановилась перед ним и потрогала пальчиком его щеку, как бы ища, нет ли опухоли.

– Когда будете ложиться спать, зайдите ко мне, я вам дам на ночь ватку с кокаином, - сказала Кэт.

Она держала себя так дружески просто, что, когда Митенька, идя с нею, обнял ее за талию, Кэт не отстранила его руки и только опять повернула к нему голову и, медленно улыбнувшись, взглянула на него... Потом вбежала в дом, пробежала впереди Митеньки по коридору, по лест-нице наверх и выбежала на балкон.

Луна стояла уже посредине неба. Внизу у подъезда виднелись оседланные лошади и коляска. Около лошадей ходили какие-то белые фигуры, потом долго садились на нестоявших лошадей, что-то смеясь кричали и наконец тронулись по двору. Было видно, как они поехали, мелькая в просветах деревьев фуражками и платьями, потом выехали на светлое место и стали спускаться к плотине. И долго в мглистом свете луны виднелись колеблющиеся фигуры, черные крупы лошадей и слышался веселый смех.

XXXVI

Митенька и Кэт долго стояли на балконе, смотрели

на туманные дали полей и лугов. Хотя Митенька стоял очень близко к девушке, она не отстранилась. Но прикосновение к ней не было жутко, как к Ирине, для которой это прикосновение значило бы многое.

Здесь было что-то совсем новое: чувство приятной странности и необычности оттого, что они, очевидно, оба чувствовали в своих отношениях полную свободу и отсутствие всякого стеснения и стыдливости.

– Так не бывает?..
– спросил Митенька, стоя близко за спиной девушки.

Она, оглянувшись, помотрела на него.

– Чтобы так просто?..
– спросила она, поняв смысл его вопроса.

– Да...

– У меня было только один раз так.

– Как странно, - сказал Митенька, - у меня даже нет ревности к тому, что ты сказала.

Потом пошли спать. Митенька проводил Кэт до двери ее комнаты. Она остановилась около порога и посмотрела в полумраке на Митеньку, держась за ручку двери. Он едва различал ее вышитый костюм и бусы на груди и чувствовал еле слышный аромат ее волос.

– Ты никогда не любил?..
– спросила она тихо. И Митенька, почувствовав, какого она ждала ответа, сказал:

– Никогда...

– Вот это мне нравится. Я тоже не понимаю этого. Когда нет любви, то остается только одно приятное и нет ничего тяжелого вроде мучений ревности. Зуб не болит?

– Нет, сейчас не болит, - ответил Митенька, которому показалась очень приятна эта ее заботливость о нем, о человеке, в сущности почти незнакомом для нее.

– А то я дам ватку. Ну, будем спать?

– Да, пора, - сказал Митенька.

Он прошел в отведенную ему комнату с низкой постелью красного дерева с отлогими загнутыми спинками. Ощупал на столе спички, но ему не захотелось зажигать огня. Спать он не мог.

Он подошел к раскрытому окну, сел на подоконник и стал смотреть в окно.

Ночь была тихая. По светлому небу над сонными, смутными далями стояли прозрачные перламутровые облачка. Луна была по другую сторону дома, и от дома падала тень на песчаную дорожку и росшие у окон кусты сирени. Дальше виднелись какие-то строения, а за ними все терялось в мягком, туманно-серебристом свете. Митеньке вдруг пришло в голову, зачем он так поторопился идти спать, когда он мог быть сейчас с этой девушкой. И какой бес его постоянно толкает сделать что-нибудь с неосновательной, бестолковой поспешностью, а потом через пять минут раскаиваться в сделанном?

Он соскочил с подоконника, подошел к двери и, приоткрыв ее в коридор, долго прислуши-вался и напряженно смотрел в ту сторону, где была комната Кэт.

Там было темно и совершенно тихо.

Выйдя из комнаты и осторожно притворив за собой дверь, чтобы она не скрипнула, он пошел в темноте вдоль коридора, ведя рукой по стене. Подойдя с бьющимся сердцем к двери комнаты девушки, он увидел в щель двери свет. Очевидно, она еще не спала.

– Дайте, пожалуйста, ватку, у меня опять зуб заболел, - сказал он в дверь негромко.