Русь (Часть 2)
Шрифт:
– Как же быть, я уже легла. Ну, ничего, входите сюда, - сказал из-за двери женский голос.
Митенька с еще более забившимся сердцем приоткрыл дверь. Девушка лежала в постели и читала книгу с лампой на ночном столике. Она прикрыла голые до плеч руки одеялом, прищури-вшись от падавшего на нее света лампы, смотрела на дверь, куда падала тень от абажура, и ждала, когда Митенька войдет совсем в комнату.
– Я вам не дал спать, - сказал он, чувствуя, как от волнения у него пересох рот и что, от этого волнения и от охватившей его вдруг нерешительности, он потерял
– Дверь закройте, - тихо сказала Кэт, кивнув ему головой на дверь. И своим тоном, спокойным и товарищеским, сразу вернула его прежнее отношение к себе.
– Ну, как же быть с ваткой, я раздета совсем...
– сказала она, беспомощно улыбнувшись и кивком головы показав на свою закрытую до подбородка одеялом фигуру.
– А где она?
– спросил Митенька, как бы совсем не придавая никакого значения тому, что он стоит в комнате девушки ночью и она перед ним лежит раздетая под тонким одеялом.
– В том шкапчике.
– Ну, я достану сам.
Он подошел к шкапчику и открыл его. Но там стояло несколько одинаковых флакончиков, и он не знал, какой ему взять.
Кэт, приподнявшись на локте, отчего одеяло соскользнуло и открыло голое полное плечо, указала ему:
– Третий слева.
Митенька подошел с флакончиком к ее постели и достал ватку.
– Сами не вложите?
– спросила девушка.
– Должно быть, нет, - сказал Митенька, нарочно делая неумелые попытки.
– Ну, как же быть...
– Кэт беспомощно посмотрела на свою фигуру, до подбородка закрытую одеялом.
– Пожалуйста, не стесняйся, что за вздор, - сказал Митенька искренно и просто.
– Ну, все равно...
– сказала вдруг Кэт. Она, подтянувшись на руках, села на постели, привалившись спиной к подушке. Одеяло соскочило и открыло ее полные руки, плечи и грудь с низким вырезом ночной сорочки.
Митенька на секунду не дал своим глазам остановиться на открывшихся плечах и руках молодой девушки, чтобы она увидела, как он совсем особенно смотрит на это и что она не раскается и не почувствует неловкости, допустив такие отношения. Ему даже самому стало приятно от своего бескорыстия и совсем необыкновенного отношения к женщине.
– Садитесь сюда, - сказала Кэт, подвинувшись на постели.
– Только "те" нужно выбросить, - заметил Митенька, улыбнувшись и глядя ей в глаза, а не на голые плечи.
– Что?
– спросила девушка, еще не понимая, но уже готовая улыбнуться, как только поймет.
– Садись, а не садитесь...
– пояснил Митенька.
– Странно говорить друг другу "вы", когда мы так...
– Он кивнул на ее плечи.
– А, ну хорошо, - сказала Кэт, - садись.
Митенька сел, прикасаясь к ее теплому мягкому боку, закрытому одеялом, но старался при этом сидеть так, чтобы видно было, что он относится к этому по-товарищески и не придает никакого значения.
И в то время, как Кэт, сидя на постели, укрепляла на спичке ватку, он сказал:
– Самое необыкновенное тут то, что я всего несколько часов знаю тебя, так же как и ты меня, и ты в одной сорочке сидишь около
Кэт посмотрела на Митеньку своими темно блестевшими глазами и молча кивнула головой.
– Ну, вот теперь скоро боль утихнет, - сказала она.
– Я уже почти не чувствую боли.
– Ты спать еще не хочешь, посиди со мной, - сказала Кэт, натягивая на плечо одеяло. Митенька помог ей одеться.
– Только надо погасить огонь, - сказала Кэт, - а то увидят. Дверь запер?
– Запер, - сказал Митенька.
Девушка протянула руку к лампе, увернула огонь.
– У меня к тебе удивительное чувство, - сказал Митенька, ощупав в темноте плечо девушки, - какая-то нежность и дружеская любовь. Ты подвинься немного, я прилягу рядом.
Девушка подвинулась, давая ему мягкое, нагретое местечко, и Митенька лег поверх одеяла, заботливо укрыв им девушку и чувствуя удовольствие от своей заботливости.
– Тебе не холодно?
– спросил он.
– Нет, прекрасно.
И так они лежали и говорили, наслаждаясь сознанием того, что у них такие необыкновен-ные отношения, совершенно, вероятно, новые, каких не было ни у кого.
Луна уже зашла за деревья парка, и ночной сумрак в комнате стал бледнеть. Уже видна была спинка постели с металлическими шишками.
– Тебе надо идти. Скоро утро.
– Да. А то мы целый день сонные будем! А ведь хорошо было?
– Хорошо, - сказала Кэт, - удивительно! Ну, прощай, ты ведь завтра не уедешь?
– спросила Кэт, приподнявшись на локте.
– Я думаю, нет. Во всяком случае постараюсь.
– Оставайся. Послезавтра Иван Купала. У нас хорошо будет. Ну, иди; до завтра.
Она обняла его за шею обнаженными руками и дружески просто поцеловала в губы. Митенька заботливо укрыл ее одеялом и даже ощупал кругом, не поддувает ли где, так как ему приятно было выказывать такую интимную заботу о ней, потом поцеловал ее в лоб и осторожно пошел в свою комнату.
В окнах уже была бледная синева рассвета...
XXXVII
Подошел день Ивана Купала. В деревне, хоть и ждали по привычке этого праздника, но проводили его уже не так, как прежде.
Нечистая сила стала уже не так, как в старину, проявлять свою натуру; меньше ли ее стало, или ушла она в другие места, - только все реже и реже напоминала о себе.
Не стало уже забавных проделок леших, водяных и домовых, о которых рассказывали в старину и с улыбкой покачивали головами над какой-нибудь выкинутой ими штукой. Подраста-ющая молодежь в городских кофтах и пиджаках все меньше верила и не почитала их, а этого они не любят. И если где они и остались, то уж какие-то дурные, которые не знали добрых шуток, не осчастливливали в Иванову ночь бедного человека несметным кладом, а только и знали, что напускали на скот болезнь, да портили девок, которые каждую обедню хлопались перед причас-тием на землю и выли по-собачьи.