Русь: от славянского расселения до Московского царства
Шрифт:
Все вышеназванные работы не начинались с целью проверить (или доказать) подлинность «Слова о полку Игореве», но по ходу исследования авторы получали результаты, показывающие невозможность позднего происхождения памятника. [606] На современном уровне изучения «Слова» нет оснований сомневаться, что уникальные события 1185 г. вызвали к жизни появление не двух, а трех произведений — как двух летописных повестей, так и блистательной поэмы. [607]
606
В настоящее время с отрицанием подлинности «Слова о полку Иго-реве» выступает американский историк Э. Кинан (сделавший себе имя отрицанием подлинности переписки Ивана Грозного с Андреем Курбским). Выход книги Кинана, посвященной этому вопросу, затянулся (во всяком случае, ко времени сдачи в печать настоящей работы она еще не появилась); судя же по изложению ее основного содержания, сделанному на основе текста доклада, прочитанного Кинаном в Варшаве в 2001 г. (см.: Филюшкин А. «Слово…», со слезами смешанное: как гениальную древнерусскую поэму пытались объявить подделкой // Родина. 2002. № 11–12. С. 187–188), новая «скептическая» гипотеза несоизмеримо уступает по своему научному уровню концепции А. А. Зимина. Кинан считает автором «Слова» чешского слависта конца XVIII — начала XIX в. Й. Добровского. Такая атрибуция невероятна уже потому, что Добровский приехал в Петербург (где знакомился, в частности, с рукописным собранием А. И. Мусина-Пушкина) в августе 1791 г. [об изучении Й. Добровским древнерусской литературы, в т. ч. «Слова», см.: МоисееваГ. Н., КрбецМ. М. Йозеф Добровский и Россия (Памятники русской культуры XI–VII веков в изучении чешского слависта).Л., 1990], когда «Слово» уже было в Мусин-Пушкинском собрании; выписка из него, сделанная И. П. Елагиным, датируется более ранним временем: по мнению В. П. Козлова, периодом между январем 1788 г. и маем 1790 г., вероятнее всего — не позже марта 1789 г. (см.: Козлов В. П. Кружок А. И. Мусина-Пушкина и «Слово о полку
607
Дата написания «Слова» — также предмет спора; вероятнее всего, его следует относить к осени 1188 г. (см.: Горский А. А. «Слово о полку Игореве»: обстоятельства возникновения и некоторые проблемы изучения // Слово о полку Игорев… С. 28–35).
Но степень воздействия события на современников далеко не всегда адекватна яркости его восприятия потомками. События 1185 г., привлекшие столь большое внимание в конце XII столетия, в позднейшее время отошли в тень. Бури XIII столетия сделали происшедшее в 1185 г. в историческом сознании общества тем, чем эти события были, если смотреть на них с чисто политической точки зрения — эпизодом в борьбе со Степью, не идущим ни в какое сравнение с монгольскими нашествиями. В результате повести о походе Игоря в летописных сводах XIII и последующих веков просто переписывались, новых их редакций не возникало. «Слово о полку Игореве», по-видимому, не имело богатой рукописной традиции. [608] Но ему суждено было вторично сыграть выдающуюся роль в русской литературе и в какой-то мере — в общественно-политической мысли в конце XIV в., при создании «Задонщины».
608
Тот факт (иногда использовавшийся в аргументации «скептиков»), что до Нового времени сохранился только один список «Слова», типичен для произведений светской литературы. Так, до нас дошло всего 3 списка летописей, чье изложение не выходило за пределы домонгольского периода (один — Радзивилловской летописи и два — Летописца Переяславля-Суздальского). В двух списках сохранилось «Слово о погибели Русской земли», в одном — «Поучение» Владимира Мономаха (несмотря на то, что автор — киевский князь!). Кстати, «Поучение» чудом избежало судьбы «Слова». Если бы А. И. Мусин-Пушкин не подарил Лаврентьевскую летопись (содержащую «Поучение») в 1811 г. Александру I (после чего она оказалась в Петербургской Императорской публичной библиотеке, где пребывает по сей день), памятник год спустя также погиб бы в московском пожаре, и наверняка возникла бы гипотеза, что он (изданный Мусиным-Пушкиным в 1793 г. отдельно от летописи) является фальшивкой. Причем основания для такой гипотезы были бы более весомыми, чем в случае с версией о подлинности «Слова о полку Игореве». В самом деле: в «Поучении» Мономах дает хронологическое изложение своих деяний («путей»), а жанр автобиографии на Руси складывается только в XVII в.; непонятно, как произведение, написанное самим киевским князем, верховным правителем государства, не попало ни в одну другую летопись, не было распространено во множестве списков; виртуозное комбинирование в тексте «Поучения» фраз из разных псалмов можно допустить под пером ученого монаха, но не светского лица; сообщение автора, будто его отец, Всеволод Ярославич, князь, в отношении которого нет ни малейших данных о его образованности и пристрастии к книгам, знал пять языков, явно выдает представления о просвещенности человека конца XVIII столетия (когда высокий уровень таковой предполагал знание латыни, греческого и нескольких современных европейских языков). При отсутствии рукописи предположение об искусном вплетении в древний пергаменный кодекс «Поучения» напрашивалось бы, позволяя развить подозрения А. И. Мусина-Пушкина в фальсификаторстве выстраиванием «триады»: Тмутороканский камень — произведения Владимира Мономаха — «Слово о полку Игореве». Но судьба пощадила Лаврентьевский список, и на все возникающие по поводу наличествующей в летописи под 1096 г. вставки с «Поучением» вопросы «приходится» отвечать исходя из того, что текст ее написан в 1377 г. монахом Лаврентием.
В представлении автора «Задонщины» победа на Куликовом поле являлась реваншем за поражения Игоря от половцев на Каяле в 1185 г. и русских князей от монголо-татар на Калке в 1223 г., реализацией спустя два века призыва автора «Слова о полку Игореве» к единению русских князей для защиты Отечества. Именно благодаря воздействию «Слова» в «Задонщине» обрел вторую жизнь призыв постоять «за землю Русскую». Он встречается здесь 8 раз, и после «Задонщины» этот призыв, носящий общерусский, объединительный характер, стал вновь звучать рефреном в русской литературе.
Кем и где был использован список «Слова» при создании «Задонщины»? Наиболее распространена точка зрения, что ее автором был Софоний Рязанец, названный в таком качестве в двух списках произведения. Однако в других списках Софоний фигурирует как предшественник автора, причем ссылка на него тесно связана с упоминанием о Бояне и обращением к «Слову о полку Игореве», т. е. со всей концепцией поэтической преемственности, проводимой автором «Задонщины». [609] Следовательно, Софоний был создателем какого-то более раннего произведения. [610]
609
См.: Дмитриева Р. П. Был ли Софоний Рязанец автором «Задонщины»? // ТОДРЛ. Т. 34. Л., 1979. С. 19–21.
610
Судя по исторической концепции «Задонщины», это было скорее всего произведение не о Куликовской битве, а о монгольском нашествии XIII в. (см.: Горский А. А. «Слово о полку Игореве» и «Задонщи-на». С. 109–137).
Между тем в тексте «Задонщины» есть указание, позволяющее определить, в каком кругу она возникла. Это внимание к братьям Пересвету и Ослябе. Эти двое, а также сын Осляби Яков — единственные лица некняжеского статуса, упомянутые в описании Куликовской битвы в качестве действующих участников сражения. Это не показалось бы примечательным, если бы Пересвет и Ослябя были троицкими монахами, посланными на Куликово поле игуменом Сергием Радонежским, а Пересвет погиб бы в поединке перед началом битвы — тогда они являлись бы для современников, включая автора «Задонщины», глубоко символическими фигурами. Но дело в том, что данные представления, прочно внедрившиеся в массовое историческое сознание, не соответствуют действительности. Они возникли в начале XVI в. под пером автора «Сказания о Мамаевом побоище». [611] Ранние источники рисуют совсем иную картину: Пересвет, согласно «Задонщине», сражается не на поединке, а в гуще битвы («Хоробрыи Пересвет поскакивает на своемь вщемъ сивц, свистом поля перегороди»; «Тако бо Пересвт поскакивает на борзе кони, а злаченым доспхомъ посвчиваше»), [612] в списке павших на Куликовом поле знатных людей, помещенном в летописном рассказе о сражении, упоминается последним. [613] В Житии Сергия Радонежского (начало XV в.), где говорится о благословении игуменом великого князя на битву с татарами, о Пересвете и Ослябе ничего не сказано. Напротив, достоверно известно, что представители рода Ослябетевых были в конце XIV в. митрополичьими боярами. [614] При этом источники начала XV в. указывают, что «преже» Александр Пересвет был боярином брянским, а Родион Ослябя (видимо, близкий родственник Андрея Осляби — героя Куликовской битвы) — любутским: [615] следовательно, Пересвет и Ослябя являлись выходцами из Черниговской земли (Любутск — город на ее северо-востоке, близ Калуги).
611
См.: Кучкин В. А. Дмитрий Донской и Сергий Радонежский в канун Куликовской битвы // Церковь, общество и государство в феодальной России. М., 1990. С. 103–114. О времени создания «Сказания о Мамаевом побоище» см.: КлоссБ. М. Избранные труды. Т. 2. М., 2001.С. 331–348.
612
Памятники Куликовского цикла. СПб., 1998. С. 91, 129.
613
Там же. С. 10.
614
Кучкин В. А. Дмитрий Донской и Сергий Радонежский. С. 107–108.
615
Памятники Куликовского цикла. С. 39, 78; Приселков М. Д. Троицкая летопись. Реконструкция текста. М.; Л., 1950. С. 448.
В «Задонщине» Ослябя в разгар битвы предрекает гибель Пересвету и своему сыну Якову. [616] Сам Ослябя на Куликовом поле не погиб (также вопреки распространенному представлению): он упомянут в грамоте, составленной между 1390–1392 гг., как первый среди бояр митрополита Киприана. [617] В тексте «Задонщины» Северо-Восточная Русь именуется «землей Залесской», [618] т. е. находящейся «за лесами». Это невозможно под пером ее уроженца, но вполне естественно для выходца с Черниговщины. Скорее всего, автором «Задонщины» был кто-то близкий к Ослябе, если не сам Ослябя: отсюда и необъяснимое иными причинами внимание к его семейству. Следовательно, список «Слова о полку Игореве» в 80-х гг. XIV в. находился в руках человека, связанного с московской митрополичьей кафедрой и являвшегося уроженцем родины главных героев «Слова».
616
Памятники
617
АФЗХ. Ч. 1. М., 1951. С. 24; Кучкин В. А. Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси Х-XIV вв. М., 1984. С. 274.
618
Памятники Куликовского цикла. С. 98, 112–113, 119, 126, 131.
Примечательно, что с митрополичьими кругами оказываются связаны и некоторые позднейшие (правда, в отличие от «Задонщины», небесспорные) следы «Слова» в русской средневековой литературе. Три параллели к «Слову» обнаруживаются в т. н. Пространной повести о Куликовской битве, [619] содержащейся в летописях, восходящих к т. н. Новгородско-Софийскому своду. Его датировки колеблются от конца 10-х до начала 40-х гг. XV в. (ранняя вероятнее), но не вызывает сомнений, что свод этот — митрополичий. [620] В начале Повести встречается словосочетание «невеселая година»: «Великыи же князь Дмитрии Иванович слышавъ невеселую ту годину, что идуть на него вся царства..». [621] В «Слове» — «Уже бо, братие, невеселая година въстала…». [622] В сцене битвы сказано, что «земля тутняше» [623] — ср. «земля тутнет» в «Слове». [624] Наконец, согласно Повести, Мамай, увидев свое поражение, воскликнул: «Брате Измаиловичи! Побжимъ неготовыми дорогами». [625] В «Слове» — «половци неготовами дорогами побегоша к Дону великому». [626] В «Задонщине» первых двух словосочетаний нет, а третье в дошедших до нас списках звучит несколько иначе: «И побегоша татарове нетоличными дорогами»; «и побгше неуготованными дорогами», «побгши неуготованными дорогами». [627] Выражение «невеселая година» не известно ни в каких других произведениях, кроме «Слова» и Повести. Выражение «земля тутняше» встречается в переводных памятниках, [628] но симптоматично совпадение ситуаций, в которых оно применено: в описании начала битвы. «Неготовые дороги» упоминаются еще только в одном памятнике (середины XV в.). [629]
619
Впервые на них указал Р. О Якобсон: Sofonia's Tale of the Russian-Tatar Battle on the Kulikovo Field. The Hague. 1963. P. 26.
620
См.: Кучкин В. А. Тверской источник Владимирского полихрона // Летописи и хроники. 1976. М., 1976; Бобров А. Г. Из истории летописания первой половины XV в. // ТОДРЛ. Т. 46. СПб., 1993; Лурье Я. С. Две истории Руси 15 века. СПб., 1994. С. 108–117; он же. Россия Древняя и Россия Новая. СПб., 1997. С. 37.
621
Памятники Куликовского цикла. С. 31, 67.
622
Слово о полку Игорев… С. 85.
623
Памятники Куликовского цикла. С. 36, 74.
624
Слово о полку Игорев… С. 82.
625
Памятники Куликовского цикла. С. 38, 77.
626
Слово о полку Игорев… С. 80.
627
Памятники Куликовского цикла. С. 103, 128, 130.
628
Срезневский И. И. Материалы для словаря древнерусского языка. Т. 3. СПб., 1903. Стб. 1040.
629
Памятники литературы Древней Руси. Вторая половина XV века. М., 1982. С. 320 — «Инока Фомы слово похвальное» о тверском князе Борисе Александровиче.
Гипотетические отклики на «Слово» обнаруживаются также в «Степенной книге», памятнике 60-х гг. XVI в., созданном тоже при митрополичьей кафедре. В разделе, посвященном Всеволоду Большое Гнездо, этому князю приписаны походы на половцев 1184–1185 гг., в действительности возглавляемые киевским князем Святославом Всеволодичем, [630] что дало основания предположить здесь полемический отклик на упрек автора «Слова»: «Великий княже Всеволоде! Не мыслию ти прелетти издалеча, отня злата стола поблюсти?». [631] В Седьмой степени книги, посвященной великому князю владимирскому Ярославу Всеволодичу, перечислены жители разных областей Южной Руси, приходившие к нему после Батыева нашествия, и среди них только одни названы с эпитетом — «славные куряне». [632] Особая доблесть курян упоминается лишь в «Слове о полку Игореве», в речи Всеволода к Игорю: «А мои ти куряне свдоми къмети: подъ трубами повити, подъ шеломы възлляни, конець котя въскръмлени, пути имъ вдоми, яругы имь знаеми, луци у нихъ напряжени, тули отворени, сабли изострени, сами скачютъ, акы срые вълци в пол, ишучи себе чти, а князю слав». [633]
630
ПСРЛ. Т. 21. Ч. 1. СПб., 1908. С. 225–226.
631
Слово о полку Игорев… С. 90; Альшиц Д. Н. Легенда о Всеволоде — полемический отклик XVI в. на «Слово о полку Игореве» // ТОДРЛ. Т. 14. М.; Л., 1958. Гипотеза Д. Н. Альшица встретила критику: Рыбаков Б. А. «Слово о полку Игореве» и его современники. М., 1971. С. 30–31; Каган М. Д. Степенная книга и «Слово» // Энциклопедия «Слова о полку Игореве». Т. 5. СПб., 1995.
632
ПСРЛ. М. 21. Ч. 1. С. 253.
633
Слово о полку Игорев… С. 79–80.
Другой «след» «Слова о полку Игореве» в литературе последующих веков — псковский. В 1307 г. книгописец псковского Пантелеймонова монастыря Домид сделал приписку на рукописи Апостола с характеристикой междоусобицы между князьями Михаилом Ярославичем Тверским и Юрием Даниловичем Московским: «Сего же лта бысть бои на Руськои земли, Михаилъ с Юрьемъ с княженье Новгородьское. При сих князех сяшется и ростяше усобицами, гыняше жизнь наши въ князхъ которы и вци скоротишася человком». [634] Приписка близка к словам «Слова» об усобицах 2-й половины XI в.: «Тогда, при Олз Гориславичи, сяшется и растяшеть усобицами, погыбашеть жизнь Даждь-божа внука; въ княжихъ крамолахъ вци человeкомъ скратишась». [635] Связь этих двух фраз общепризнана. Правда, невозможно определить, знаком ли был Домид со списком «Слова» или данная поэтическая характеристика последствий усобиц превратилась в крылатое выражение и стала известна автору приписки из устной традиции.
634
Столярова Л. В. Древнерусские надписи XI–XIV веков на пергаменных кодексах. М., 1998. С. 321–322.
635
Слово о полку Игорев… С. 84.
Сходство со «Словом» имеет одно место из рассказа Псковских летописей о битве московских войск с литовскими под Оршей в 1514 г.. [636] Правда, фрагмент в целом восходит к «Задонщине», [637] и отдельные элементы текста, более близкие к «Слову», чем к последней, могут быть объяснены без допущения знакомства летописца с поэмой XII века. Так, в летописи — «трснули копья московские», в «Слове» — «трещать копия харалужныя», [638] в то время как в «Задонщине» — «грянуша копия харалужныя»; «ударишася копии хараужничьными». [639] «Треснули копья» летописи ближе к «Слову», но в данном случае нельзя утверждать, что в использованном летописцем тексте «Задонщины» не стояло чтение «треснули» (различие сказуемых в разных списках этого произведения говорит о возможности вариативных чтений данного места) или что появление этого распространенного глагола — простое совпадение со «Словом». Далее, в летописи «гремятъ мечи булатные о шеломы литовские на поле Оршиском», в «Слове» — «позвони своими острыми мечи о шеломы литовьскыя», [640] в «Задонщине» — «возгрмли мечи булатные о шеломы хиновские». [641] Однако противником московских войск в битве под Оршей была Литва, и именно поэтому «шеломы хиновские» могли превратиться в «шеломы литовские».
636
Псковские летописи. Вып. 1. М.; Л., 1941. С. 98.
637
Салмина М. А. Рассказ о битве под Оршей Псковской летописи и «Задонщина» // «Слово о полку Игореве» и памятники Куликовского цикла. М.; Л., 1966.
638
Слово о полку Игорев… С. 84.
639
Памятники Куликовского цикла. С. 90, 128.
640
Слово о полку Игорев… С. 92.
641
Памятники Куликовского цикла. С. 115, 128.