Русь: от славянского расселения до Московского царства
Шрифт:
Что касается Суздальской земли, то ее развитие после нашествия можно расценить как относительно «менее неблагоприятное», чем у других русских земель. В Очерке 2 Части III приводились показатели количества укрепленных поселений в разных землях в домонгольский период. Данные об их судьбе как раз хорошо иллюстрируют приведенный тезис. [719]
Из таблицы видно, что «коэффициент восстанавливаемости» укрепленных поселений в Северо-Восточной Руси в 3–4 раза выше, чем в других сильнейших землях — Галицко-Волынской, Смоленской и Черниговской.
719
Подсчитано на основе данных, собранных А. В. Кузой в кн.: Древняя Русь: город, замок, село. М., 1985. С. 120–121. Табл. 20–21. Прекращение существования поселений было связано не только с татарскими походами (хотя в середине — второй половине XIII в. это наиболее распространенный фактор), но и с набегами Литвы и Ордена (для западных русских земель), междоусобными войнами и иными причинами. Сумма прекративших свое существование поселений и тех, на которых жизнь возобновилась, в некоторых землях превышает общее количество поселений, указанных в таблице Очерка 2 Части III, т. к. А. В. Кузой в числе разрушенных учтены и поселения, возникшие во второй половине XIII в.
Какие же факторы могли способствовать тому, что центр объединения русских земель сложился именно в Северо-Восточной Руси?
Во-первых, в отличие от черниговских, смоленских и волынских князей, князья Северо-Восточной Руси почти не участвовали в разорительной междоусобной войне 30-х гг. XIII в.. [720]
Во-вторых, к середине XIII в. князьям суздальской ветви удалось установить контроль над новгородским княжением. Новгород оказывался более выгодным из «общерусских» столов, чем Галич, лежавший на пограничье со Степью, занятой теперь татарами, и тем более чем потерявший свое значение Киев. При этом новгородское боярство не поощряло получение боярами и дворянами сидевших в Новгороде князей владений на территории Новгородской земли, [721] благодаря чему у знати Северо-Восточной Руси были очень ограниченные возможности оседать на «чужой» земле, ослабляя тем самым свое княжество.
720
Походы Ярослава Всеволодича в Южную Русь в 1236 и 1239 гг. крупными столкновениями и потерями не сопровождались.
721
Договорные грамоты Новгорода с великими князьями владимирскими второй половины XIII–XIV в. содержат нормы, запрещающие князьям «держать» новгородские волости «своими мужи» и препятствующие приобретению их боярами и дворянами «сел» на новгородской территории (ГВНП. М.; Л., 1949. № 1–3, 6, 7, 9-11, 14–15. С. 9- 11, 15, 17, 19–21, 23, 27, 29–30).
В-третьих, в отличие от Волыни, непосредственно граничившей с Литвой, и Смоленской и Черниговской земель, к границам которых литовские владения вышли после подчинения в конце XIII в. Полоцкого княжества, Северо-Восточная Русь до второй половины XIV столетия (когда уже укрепилось Московское княжество) непосредственно литовского натиска не испытывала, а вплоть до начала XV в. между ней и Великим княжеством Литовским сохранялся своеобразный «буфер» в виде Смоленского княжества.
В-четвертых, поддерживанию у владимирских князей «общерусских» притязаний могло способствовать то, что именно они в 40-х гг. XIII в. были признаны «старейшими» на Руси Ордой. [722]
722
Здесь могло сыграть роль и более стабильное положение князей Северо-Восточной Руси на момент Батыева вторжения, и тот (не игравший уже роли на Руси, но ценный с точки зрения мировосприятия Чингизидов) факт, что Ярослав Всеволодич был «старейшим» среди всех Рюриковичей (см.: Горский А. А. Русские земли в XIII–XIV веках. С. 73–74).
Символом «старейшинства» было сначала обладание Киевом, но после того, как в 1252 г. Александр Невский стал владимирским великим князем и сделал выбор в пользу Владимира как своей резиденции, Владимир фактически заступил место Киева, т. к. именно его избрал своей столицей «старейший» из русских князей. Надо полагать, что такое положение сохранялось и после Ярослава Всеволодича и Александра Невского, о чем говорит применение (хотя еще и эпизодическое) к владимирским великим князьям с начала XIV в. титула «великий князь всея Руси», ранее, в домонгольскую эпоху, прилагавшегося только к киевским князьям. [723]
723
См.: там же С. 44–45, 75, 111–112, прим. 57; Кистерев С. И. «Великий князь всея Руси» в XI–XV веках // Очерки феодальной России. Вып 46. 6. М., 2002.
Наконец, в-пятых, важным фактором стало перенесение в конце XIII в. в Северо-Восточную Русь места постоянного пребывания митрополита. Будучи само по себе следствием усиления Суздальской земли, пребывание здесь главы русской церкви еще более увеличивало ее престиж и делало оправданными претензии на то, чтобы именно в Северо-Восточной Руси находился и носитель высшей светской власти всех русских земель.
Как и в Черниговской земле, в Северо-Восточной Руси после нашествия произошло выделение княжеств, управляемых определенными ветвями местного княжеского рода (потомков Всеволода Большое Гнездо). Помимо них, существовало «столичное» княжество — великое Владимирское. [724] Последнее стало играть роль, сходную с ролью Киевской земли во второй половине XII — первой трети XIII в. Но, в отличие от последнего, для Владимирского княжества не характерно было «совместное» владение им князьями разных ветвей; здесь не было «частей», которыми владел не великий князь, — территория великого княжества полностью находилась под властью того, кто занимал владимирский стол. Это давало возможность одному из усилившихся удельных княжеств через владение великим княжеством Владимирским занять главенствующее положение на Северо-Востоке, что и произошло в XIV столетии.
724
Подробно о политической структуре Северо-Восточной Руси см. ниже, в Очерке 3.
И переход статуса общерусской столицы к Владимиру, и окончательное сложение свойственной для Северо-Восточной Руси второй половины XIII–XIV в. политической структуры связаны с именем Александра Невского, фигура которого в историографии последнего времени вызывает неоднозначные оценки. Этой теме посвящается следующий очерк.
Очерк 2
К оценке деятельности Александра Невского
Фигура князя Александра Ярославича (1221–1263), получившего у потомков прозвище «Невский» за победу над шведами на берегу Невы 15 июля 1240 г., всегда была в русском историческом сознании, выражаясь современным сленгом, «культовой». В последнее время в историографии все громче звучат суждения, направленные на «развенчание» этого исторического деятеля. По мнению английского историка Дж. Феннелла и поддержавшего его российского исследователя И. Н. Данилевского, Невская битва была «не более чем очередным столкновением между шведскими отрядами и новгородскими оборонительными силами из происходивших время от времени в XIII и XIV веках», [725] а т. н. «Ледовое побоище» 5 апреля 1242 г., где Александр одержал свою вторую главную победу — над немецкими крестоносцами, — нельзя считать «крупным сражением». [726] В то же время эти авторы утверждают, что Александр способствовал установлению на Руси ордынского «ига»: именно предательство им своих братьев Андрея и Ярослава, поднявших восстание против монголов в 1252 г., привело к окончательному оформлению отношений зависимости. [727] Самое же дискредитирующее Александра предположение было высказано А. Н. Сахаровым (в целом пишущем о деятельности князя с традиционным пиететом), предположившим, что Александр и его отец Ярослав Всеволодич во время нашествия Батыя на Северо-Восточную Русь в 1238 г. вступили с ним в сговор: именно в результате
725
Феннелл Дж. Кризис средневековой Руси. 1200–1304. М., 1989. С. 143–144; ср.: Данилевский И. Н. Русские земли глазами современников и потомков (XII–XIV вв.). М., 2001. С. 183–194.
726
Феннелл Дж. Указ. соч. С. 144–146; ср.: Данилевский И. Н. Указ. соч. С. 194–206.
727
Феннелл Дж. Указ соч. С. 147–149; Данилевский И. Н. Указ. соч. С. 2407–228.
728
Сахаров А. Н. Основные этапы внешней политики Руси с древнейших времен до XV века // История внешней политики России. Конец XV–XVII в. М., 1999. С. 77. Надо заметить, что не только Дж. Феннелл и И. Н. Данилевский, скептически относящиеся к деятельности Александра, но даже Л. Н. Гумилев, много фантазировавший на тему хороших отношений Александра с Ордой (чего стоит до сих пор гуляющее по страницам популярных работ утверждение, будто Александр стал приемным сыном Батыя!), до такого предположения не доходили.
Начнем с касающегося хронологически наиболее ранних событий утверждения об измене [729] Александра и его отца в 1238 г.
Смог ли бы взойти Ярослав на владимирский стол после гибели Юрия, если допустить, что он не вступал в сговор с Батыем? Да, разумеется, т. к. он был следующим по старшинству из сыновей Всеволода Большое Гнездо и, соответственно, первым претендентом на владимирское княжение. Итак, «последующее восшествие на владимирский престол Ярослава» его сговора с Батыем доказывать не может. Как насчет «его особых дружеских отношений с Батыем»? Если в 1238 г. имел место сговор, они должны были бы сразу же проявиться. Вместо этого в 1239 г. один из Батыевых отрядов нападает на владения нового великого князя владимирского, разорив входивший в его землю город Гороховец (в 1238 г. оставшийся в стороне от военных действий). [730] Неужели Батый послал войска на союзника? Хорошие отношения между ханом и великим князем складываются только в 1243 г., когда Ярослав приехал по вызову Батыя в Орду и получил ярлык на великое княжение. С «вовлечением Александра в орбиту личных отношений с владыкой Орды» тоже не все ладится. При жизни отца Александр вообще ни разу не ездил к Батыю. После смерти Ярослава в 1246 г. он, следуя логике А. Н. Сахарова, должен был быть сразу водворен ханом на место отца. Однако взошел на владимирский стол Святослав Всеволодич, дядя Александра; последний же оставался в Новгороде. Только зимой 1247–1248 гг., когда к Батыю отправился младший брат Александра Андрей, Александр поехал в Орду вслед за ним и вступил в политический контакт с ханом. [731] «Гипотеза» А. Н. Сахарова, таким образом, противоречит фактам.
729
Если бы речь шла о периоде после установления зависимости Руси от Орды, то сговор с ханом против князя-родственника можно было бы оценить как проявление лояльности к сюзерену; но в 1238 г. монголы были еще чисто внешней силой, и предполагаемые А. Н. Сахаровым действия — очевидная измена («перевет» — по тогдашней терминологии).
730
ПСРЛ. Т. 1. Стб. 469–470.
731
Там же. Стб. 471.
Неприход Ярослава и Александра на помощь Юрию объясняется особенностями ситуации начала 1238 г. Во-первых, вообще неясно, дошла ли к Ярославу в Киев весть от Юрия: путь туда из Суздальской земли был перекрыт монголами. Но если Ярослав и получил информацию, решиться на данный поход он мог бы только с помощью киевских воинских сил. Однако для киевского боярства такое предприятие в условиях продолжавшейся в Южной Руси междоусобной войны было нереально. А если бы Ярослав отправился только со своим «двором», это, во-первых, неизбежно привело бы к потере киевского стола (напомним, что когда Ярослав после гибели Юрия и завершения Батыева похода ушел во Владимир, Киев тут же был занят Михаилом Всеволодичем), во-вторых, было бы авантюрой в военном отношении. Что касается Александра, то он не мог в такой ситуации опереться на новгородские силы: расчетливые новгородские бояре не отправились бы в чужую землю сражаться с многочисленным врагом, их земле пока непосредственно не угрожавшим. Одного же «двора» Александра было недостаточно даже для сражения с относительно небольшим шведским войском (в 1240 г. на Неве, помимо княжеских людей, бился и отряд новгородцев).
Можно ли расценить столкновения со шведами 1240 г. и с Орденом 1240–1242 гг. как заурядные пограничные конфликты?
Ранее 1240 г. шведские войска только однажды входили в Неву — в 1164 г. Тогда шведам удалось пройти через нее в Ладожское озеро и осадить Ладогу, но здесь подоспевшее новгородское войско нанесло им полное поражение. [732] В 1240 же году шведы пытались построить на Неве (возле устья Ижоры) укрепление, [733] то есть планировался захват этой стратегически важной территории. Следующая после Невской битвы попытка такого рода имела место только через 60 лет, в 1300 г.: тогда шведам удалось продержаться на Неве в течение года, после чего русские войска во главе с сыном Александра Невского Андреем взяли и разрушили построенную ими крепость Ландскрону («Венец земли»). [734] Итак, достаточно очевидно, что события 1240 г. были далеко не заурядными.
732
См.: НIЛ. С. 62; Шаскольский И. П. Борьба Руси против крестоносной агрессии на берегах Балтики в XII–XIII вв. Л., 1978. С. 62–66.
733
Кучкин В. А. Александр Невский — государственный деятель и полководец средневековой Руси // ОИ. 1996. № 5. С 24.
734
См.: НIЛ. С. 91; Шаскольский И. П. Борьба Руси за сохранение выхода к Балтийскому морю в XIV веке. Л., 1987. С. 10–63.
В конце 1240 г. немецкие крестоносцы, в течение предшествующих десятилетий завоевавшие земли восточноприбалтийских племен, впервые совершили масштабное вторжение на территорию собственно Новгородской земли. [735] Им удалось захватить второй по значению ее город — Псков (заметим, что впереди было еще немало конфликтов Ордена с новгородцами и псковичами, но никогда впоследствии крестоносцам не удавалось овладевать Псковом) и удерживать его более года. В 1241 г. немецкие отряды появлялись уже в 30 верстах от самого Новгорода. [736] Экстраординарность происходящего для современников не подлежит никакому сомнению.
735
Ранее имело место лишь участие немцев в попытке захвата русским князем Ярославом Владимировичем (из смоленской ветви) Из-борска в 1233 г. (см.: НIЛ. С. 72).
736
НIЛ. С. 77–78.