Русь. Строительство империи 3

Гросов Виктор

Я побрел к терему. Каждый шаг отдается болью в обожженных руках. Нужно было собрать людей и решить, что делать дальше. Пожар показал, как хрупок Переяславец — деревянные стены, склады, дома, всё горит, как солома. Если так пойдет, печенеги и штурмовать не будут — просто подожгут нас и уйдут, глядя, как мы дохнем от голода.

В тереме было душно, несмотря на распахнутые окна. Дым всё еще висел в воздухе, пропитывая одежду и волосы. Я сидел на лавке, глядя на своих соратников — Добрыню, Степу, Ратибора и Милаву. Все молчали, только угли в очаге потрескивали

да где-то за стеной кашлял дружинник, наглотавшийся дыма. Пожар мы потушили, но запасы еды превратились в пепел.

— Сколько осталось? — спросил я, глядя на Добрыню. Голос мой хрипел, горло першило от сажи.

— Два склада сгорели подчистую, — ответил он, потирая обожженную руку, которая уже была намазана Милавой чем-то пряным. — Третий наполовину уцелел. Если считать по уму, то на седьмицу хватит. А если печенеги затянут осаду, то и того меньше. Надо что-то решать с этим. Мы нашли Митро и Прохора. Видать, сами себя поджарили, когда огонь перекинулся.

— Они работали на печенегов, — предположил Ратибор. — Или на Игоря. Не просто так они это затеяли. Хотели нас ослабить.

— Ну, не вышло у них. — заметил Добрыня. — Сами сгорели, как крысы в погребе. Только нам от этого не легче. Надо понять, кто еще с ними был. Не верю, что они одни тут орудовали.

— Я уже велел дружинникам обыскать их добро, — кивнул Ратибор. — Может, найдем что-то. Письма, знаки, хоть что-нибудь.

— Хорошо, — буркнул я.

Я подошел к окну, глядя на дымящиеся остатки складов. Город был жив, но хрупок. Деревянные стены, деревянные дома, деревянные склады — всё это горит, как солома, стоит только искре упасть. Сегодня мы справились, а завтра? Если печенеги снова подожгут нас, или если найдутся новые предатели, вроде Митро? Нельзя так больше. Надо строить заново, по-умному.

— Антон, — тихо позвала Милава, подходя ко мне. Она держала в руках миску с водой и чистую тряпку. — Дай руки промою, а то вон как обгорели.

Я кивнул, протягивая ладони. Она осторожно обмыла их, смывая сажу и кровь, а я смотрел на нее и думал: вот бы все были такими, как она — верными, честными. Но нет, приходится жить среди змей.

— Степа, — позвал я, пока Милава бинтовала мне руки. — Помнишь, мы известняк видели в В Березовке?

Он поднял голову, отрываясь от своих мыслей. Лицо у него было серое от усталости, но глаза загорелись.

— Помню, княже, — кивнул он. — Там его полно, целые горы. Я тогда говорил, что из него можно стены укреплять, дома строить.

— Вот именно, — в голове начинает складываться план. — Если мы привезем известняк сюда и замешаем раствор, можно обмазать стены, склады, дома. Пусть попробуют тогда поджечь. А если еще и каменные фундаменты заложить, то Переяславец станет крепостью, а не костром.

— Дельно, — согласился Добрыня, задумчиво потирая подбородок. — Только как его сюда доставить? Печенеги кругом, а дорога до Березовки не ближняя.

— Через тайный ход, — ответил я. — Возле моста есть выход к реке. По воде можно ладьи отправить, Радомир поможет

загрузить. Небольшой отряд, пара лодок — и дело сделано. Печенеги не заметят, если ночью идти.

Степа кивнул, прикидывая что-то в уме.

— Это можно, — сказал он. — В Березовке известняка хватит, а у нас тут мастеров найдем, чтобы раствор месить. Только времени мало, княже.

— Знаю, — вздохнул я. — Надо строить что-то крепкое.

— Тогда я поеду, — сказал он, вставая. — Организую людей, лодки. Если завтра ночью выйти, то через пару дней будем обратно.

— Отлично, — кивнул я. — Бери с собой кого надо, но тихо. И Радомиру передай, пусть готовит всё заранее.

Степа ушел, а я повернулся к остальным.

— Добрыня, займись обороной, чтобы печенеги не полезли, пока мы известняк ждем. Милава, готовь мази — после пожара раненых будет полно. Реши это вмести с Искрой.

Все кивнули, расходились по делам. Я остался один, глядя в окно.

Пора заняться прогрессорством по-настоящему. Если я хочу победить Игоря и печенегов, надо строить не просто город, а твердыню. И известняк — первый шаг.

Я стоял у окна терема, глядя на дымящиеся остатки складов. Руки, обмотанные тряпками, ныли от ожогов, плечо саднило от старой раны, а в горле першило от проклятого дыма. Переяславец выстоял, но два склада сгорели, третий еле спасли, а еды осталось на неделю, если жрать вполовину. И это при том, что печенеги всё еще торчат под стенами.

— Княже, — голос Добрыни вырвал меня из мрачных мыслей. Он стоял у стола, держа в руках глиняную кружку с водой. — Ты бы прилег, а? Выглядишь, как мертвец, что с могилы встал.

— Спасибо за заботу, Добрыня, — буркнул я, отворачиваясь от окна.

Солнце уже клонилось к закату, окрашивая небо в багровый цвет, будто насмехаясь над пожарищем. На улице дружинники всё еще разбирали завалы, горожане таскали воду, а где-то вдалеке слышался топот печенежских коней — эти твари не отступали.

— Княже, — через час позвал меня Степа, входя в терем. — Я людей собрал. Ночью можем идти к реке, за известняком.

— Сколько ладей? — кивнул я, поворачиваясь к нему.

— Одна, — ответил он. — Да и то, прибудет ближе к закату. Больше не нашли. Но хватит, если быстро обернемся. Радомир в Березовке уже знает, что делать — я гонца отправил.

— Молодец, — сказал я, хлопнув его по плечу, хоть от этого движения рука заныла еще сильнее. — Выходите, как стемнеет. И тихо, чтобы печенеги не учуяли.

Степа кивнул и ушел, а я снова повернулся к окну. Известняк. Вот оно, моё спасение. Не золото, не мечи, а простой камень, что не горит и не гниет. Переяславец станет не просто городом, а крепостью. Прогресс, мать его.

Пожар показал, как хрупок Переяславец. Деревянные стены, склады, дома — всё это вспыхивает от одной искры. А враги знают это не хуже меня. Митро с Прохором — лишь начало, за ними могут быть другие. Игорь, печенеги, да хоть кто — все они будут бить по слабым местам. Надо было менять правила игры.