Русь. Строительство империи 3
Шрифт:
Последователи, значит. Ну, допустим. Допустим, я найду этих «носителей». И что дальше? Будем водить хороводы вокруг «Вежи» и петь ей хвалебные песни?
— И как же мне их найти? — спросил я. — У них что, на лбу написано «последователь Вежи»?
Искра покачала головой.
— Нет, — сказала она. — Они чувствуют друг друга. Как ты чувствуешь Ратибора.
А она наблюдательная. Когда она заметила это? И неужели это так явно видно? А Илью тогда как она не вычислила? Или богатырь недостаточно долго со мной — меньше эмпирических данных у дочери
Ну да, Ратибор — носитель системы. Она заметила то, что я его все время вижу, когда он рядом. Хотя сам Ратибор шустрый и всегда умудряется пользоваться своей незаметностью. Но со мной не прокатывает.
— Я постараюсь, — сказал я, решив пока не спорить с ней. — Я подумаю над твоими словами.
Искра кивнула, вроде бы успокоившись. Она уже направилась к двери, но вдруг остановилась, обернувшись.
— А ты… — начала она, запинаясь, — ты знал об этом? О последователях?
Вот тут я и замер. Вопрос был неожиданным. И, что самое неприятное, я не знал, как на него ответить. Сказать правду? Что я вообще-то в курсе, что Вежа — не божество, а всего лишь система? Что я сам — носитель этой системы, и что никаких «последователей» я не ищу, потому что и так неплохо справляюсь?
Но что-то меня остановило. Что-то в ее взгляде и интонации. Она ведь искренне верила в то, что говорила. Она пришла ко мне с чистым сердцем, желая помочь. И если я сейчас скажу ей правду…
— Да, — ответил я, глядя ей прямо в глаза. — Я знал.
Искра нахмурилась, ее лицо исказилось. В глазах вспыхнул гнев, смешанный с обидой.
— Знал?! — воскликнула она, ее голос сорвался. — Знал… и молчал?! Я тут… я пришла к тебе… я полчаса распиналась, объясняла… а ты… ты просто слушал и… и…
Она не договорила, развернулась и выбежала из терема, хлопнув дверью.
Я остался один. И тут я не выдержал. Я рассмеялся. Сначала тихо, потом громче, и, наконец, во весь голос. Смеялся до слез, до колик в животе.
Странная девушка, эта Искра. Очень странная. И очень искренняя. А еще меня влечет к ней. Но это естественно. Хороша, чертовка.
Отсмеявшись, я вытер выступившие слезы и покачал головой. Да уж, Искра. Умеет она удивлять. И злиться тоже умеет, это я уже понял. Ладно, потом извинюсь. Может, даже подарю ей что-нибудь. Например, новый кувшин для ее целебных трав. Или нет, лучше не надо. А то еще решит, что я над ней издеваюсь.
Но сейчас не до Искры. У меня и без нее дел полно. Печенеги под стенами, склады сгорели, еды осталось на неделю, а город — сплошная пороховая бочка.
На следующий день я отправился к гончарам. Их мастерская располагалась на окраине города, подальше от жилых домов. Внутри было жарко и душно, пахло глиной и дымом. Гончары, кряжистые мужики с руками, перепачканными глиной, работали не покладая рук — крутили гончарные круги, лепили горшки, миски, кувшины.
— Здоров, мастера! — поприветствовал я их, входя в мастерскую.
Гончары обернулись, узнав меня, поклонились.
— Здрав будь, княже! — ответил старший гончар, седовласый мужик с морщинистым
— Дело у меня к вам, — сказал я. — Необычное.
— Говори, княже, — кивнул гончар. — Мы все могем.
— Мне нужны кувшины. Но не простые, а особые.
Я подошел к одному из гончарных кругов, взял кусок глины и начал лепить, показывая, что мне нужно.
— Форма — круглая, как шар, — объяснял я. — Стенки — толстые, чтобы не разбились при случайном падении. Горлышко — узкое, но такое, чтобы можно было запечатать. И крышка нужна.
Гончар внимательно смотрел, как я работаю, кивая головой.
— Крышка — тоже глиняная? — спросил он.
— Да. Но не простая. С резьбой. Чтобы плотно прилегала к горлышку. И еще… отверстие в ней нужно. Небольшое, для веревки.
— Для веревки? — удивился гончар. — Зачем?
— Потом объясню, — отмахнулся я. — Сможете такое сделать?
Гончар почесал бороду, задумался.
— Смочь-то сможем, — сказал он. — Только… зачем такие кувшины? Для вина не годятся, для воды — тоже.
— Не для вина и не для воды, — усмехнулся я. — Для дела. Для важного дела.
— Ну, раз для дела… Сделаем. Сколько таких кувшинов нужно?
— Много, — ответил я. — Сотню, а лучше две. И как можно быстрее.
— Постараемся, княже. Завтра к вечеру с десяток сделаем, ты проверишь. А там уже и решим все.
— Отлично. Я щедро заплачу.
Выйдя от гончаров, я направился к кузнецам. С собой я нес чертежи катапульт и самострелов. Но я отложил это на потом. Для начала мне нужен был самогонный куб. Да, именно он. Не для того, чтобы гнать самогон, конечно, а для того, чтобы получить спирт. Чистый спирт. А из него уже можно сделать горючую смесь.
Кузница встретила меня звоном молотов и жаром печей.
— Здоров, Богдан! — поприветствовал я старого кузнеца.
Богдан обернулся, узнав меня, поклонился.
— Здрав будь, княже! — ответил он, вытирая пот с лица. — Как чертежи? Продвигаются?
— Продвигаются, — кивнул я протягивая чертежи. — Но сейчас мне нужно другое.
— Что же? — спросил Богдан с интересом разглядывая чертеж самострела.
— Мне нужен… куб, — сказал я. — Большой, медный. С двумя трубками. Одна — чтобы пар выходил, другая — чтобы жидкость стекала. И еще… змеевик нужен.
Богдан нахмурился, явно не понимая, о чем я говорю.
— Змеевик? — переспросил он. — Это что еще за зверь?
— Трубка, — объяснил я. — Закрученная, как змея. Чтобы пар охлаждался и превращался в жидкость.
— А… — протянул Богдан. — Понятно. А зачем тебе такое?
— Для дела, — ответил я, как и гончару. — Для очень важного дела.
— Ну, раз для дела — сделаем.
С самогонным кубом, в теории, все было просто. Берем брагу (в моем случае — из остатков зерна, которое не сгорело при пожаре), заливаем в куб, нагреваем. Пары спирта поднимаются вверх, проходят через змеевик, охлаждаются и конденсируются, превращаясь в жидкость. На выходе получаем чистый спирт.