Русь. Строительство империи 3

Гросов Виктор

Вот оно что. Обиделся, значит. Что ж, его можно понять. Богатырь, привыкший к битвам и подвигам, а тут его, как мальчишку, оставили в тереме отсиживаться. Да еще и носитель системы.

— Не в том дело, Илья, — я вздохнул. — Не в недоверии. Просто осторожность.

Илья нахмурился еще сильнее.

— Так я же тебе присягнул, княже! Слово дал! Или ты слову не веришь?

— Верю, Илья, верю, — поспешил я заверить его. — Но осторожность, сам знаешь, никогда не помешает. Чем меньше людей знало о вылазке, тем лучше. Времена нынче

смутные. Враг на пороге.

— Так и что же теперь? — не унимался он. — Так и буду я в стороне стоять, пока ты с дружиной своей дела вершишь? Или мне место лишь в гонцах у тебя?

Вопрос был задан с вызовом. Внутри меня начинало закипать раздражение. С одной стороны, я понимал его обиду. С другой — не мог же я вот так сразу, после всего, что произошло, довериться ему полностью.

— Илья. Ты — великий воин. Твоя сила и опыт нам нужны. Но пойми и ты меня. Мне нужно время, чтобы…

Закончить фразу я не успел. В дверь громко постучали. Я с облегчением вздохнул — вот и повод закончить этот непростой разговор.

— Войдите! — крикнул я.

В дверях показался Добрыня. Лицо его было озабоченным, взгляд — напряженным.

— Княже, — начал он, не переступая порога, — печенеги у ворот. Парламентеры. Требуют и предлагают.

— Требуют? И предлагают? — переспросил я, изогнув бровь. — Интересно. Что же?

— Требуют, — Добрыня запнулся, словно слова застревали у него в горле, — выдачи тебя, княже. И Веславы с Алешей. А еще золота. В качестве возмещения. За…

— За мой дерзкий набег на их стан, — закончил я за него. — Я полагаю, хан Куря в ярости. Что же, следовало ожидать. А что предлагают?

— Предлагают… — Добрыня перевел дух, — решить дело миром. Поединком. Их лучший воин против нашего. Если победит их воин — город сдается. Если наш — печенеги снимают осаду.

Я усмехнулся. Вот как? Решили поиграть в благородство? Или, скорее, решили не рисковать понапрасну, штурмуя хорошо укрепленный город? Поединок. Это могло бы быть выходом. Но кто же выйдет против печенежского богатыря? Ратибор? Алеша? Добрыня? Илья?

— Веди, Добрыня, — сказал я, направляясь к выходу. — Посмотрим, что за птицы к нам прилетели. И послушаем, что за речи они приготовили. Илья, пойдем.

Я бросил взгляд на Муромца. Тот молча кивнул, его лицо оставалось непроницаемым. Что ж, посмотрим, как он поведет себя сейчас. Возможно, это и будет проверкой его лояльности. Выйдя за Добрыней, я машинально отметил, что надо будет не забыть отдать ему распоряжение — пусть подготовит всех к возможному штурму. Печенегам веры нет. Даже если они и предлагают поединок, это еще не значит, что они сдержат свое слово.

Мы вышли к городским воротам — я, Добрыня, Ратибор, Веслава и Илья. Печенежские парламентеры — трое дюжих воинов в кожаных броньках и островерхих шлемах — стояли у подножия стены, всем своим видом выражая презрение. Перед ними, на вороном коне, гарцевал еще один печенег — видимо, главный. Его доспехи

были богаче, а взгляд — еще более наглым и вызывающим.

— Ну, что, князь? — прокричал он, едва мы приблизились. Голос его был грубым, с сильным гортанным акцентом. — Привел девку-убийцу? И золото принес? Или будешь прятаться за спинами своих воинов, как трусливый шакал?

Я хмыкнул. Какая жалкая попытка вывести меня из себя. Сейчас не время для эмоций. Нужно действовать хитростью.

— Я здесь, печенег, — ответил я кочевнику. — И я не прячусь. Я готов говорить. Но прежде скажи мне, кто ты такой, что смеешь разговаривать со мной таким тоном?

— Я — Буркут, посланник великого хана Кури! — гордо выпятив грудь, ответил печенег. — И я передаю тебе его слова!

— Давай-давай, передавай, — кивнул я. — Только помни, что говоришь с князем Переяславца, а не с пастухом.

Буркут скривился, но продолжил:

— Хан Куря требует выдачи тебя, убийцы, что посмел напасть на его стан! И девки, что убила Огнеяра! И богатыря, что был с вами! А еще — золота, чтоб данью отплатились! Если ты выполнишь эти требования, хан, так и быть, проявит милосердие и пощадит город. Если нет…

— Если нет — то что? — перебил я его. — То вы продолжите осаду? Будете морить нас голодом? Или пойдете на штурм, потеряв все войско?

Я видел, как напряглись Добрыня и Ратибор. Веслава, стоявшая рядом с подошедшей Искрой, вцепилась рукой в кинжал. Илья молча стоял чуть поодаль, он с прищуром смотрел на печенегов.

— Есть и другое предложение. Хан предлагает, — ухмыльнулся Буркут. — Поединок. Чтобы не проливать зря кровь воинов. Наш лучший богатырь сразится с вашим. Если победит наш — вы сдаетесь. Если ваш — мы уходим.

Я переглянулся с Добрыней. Это был шанс избежать длительной осады, которая неизбежно привела бы к голоду и болезням. Шанс сохранить жизни своих людей. Но и риск был велик.

— И кто же этот ваш «лучший богатырь»? — спросил я, внимательно наблюдая за реакцией Буркута. — Надеюсь сам хан Куря? Ведь истинный вождь должен сам сражаться за свои требования, а не прятаться за спинами своих воинов, не так ли?

Я намеренно сделал акцент на последних словах, стараясь задеть Курю за живое. Я знал, что он, скорее всего, помнит рану, которую я ему нанес. Возможно, даже испытывает суеверный страх.

Буркут замялся. Он переглянулся со своими спутниками, словно ища у них поддержки.

— Хан Куря… — пробормотал он, — Он не может…

— Не может? — переспросил я, повышая голос. — Или не хочет? Боится? Боится, что я снова нанесу ему рану? Или, может быть, боится, что проиграет?

Я видел, как мои слова действуют. Печенеги заволновались. Буркут побагровел от злости.

— Хан Куря — великий воин! — выкрикнул он. — Он не боится никого! Но он занят! Он готовит войско к…

— К бегству? — закончил я за него. — Потому что знает, что не сможет взять Переяславец?