Русь. Строительство империи 5

Гросов Виктор

Хмыкнул. Сфендослав видел во мне главную занозу. И бросил все, чтобы меня сломать. Закрыл глаза на город, на купцов, на вече, лишь бы меня в яму зашвырнуть. А его Вежа сожрала его ресурсы, оставив слепым.

Я не один. Веслава, Ратибор, Алеша, Добрыня, Такшонь — мои люди. Даже последний. Сфендослав мог знать мои ходы, но их он не просек.

Я выпрямился, слабость из ног ушла. Если Добрыня с Такшонем продержатся и если купцы не слиняют, я его достану. Зубами, топором, хитростью — без разницы. Новгород будет мой. А там — титул Великого князя. Два дня, чтобы город взять и встать над всеми.

— Идем, — отрывисто приказал я, помогая Веславе переступить через груду

обломков. — Нужно пробиваться к Добрыне. Если он и Такшонь еще держатся, мы их вытащим. А потом — настанет черед Свендослава.

Алеша молча кивнул, взваливая на свое могучее плечо бесчувственное тело Ратибора, и мы, не медля ни секунды, устремились вперед. Туман неохотно расступался, постепенно редел, открывая взгляду извилистые, узкие улочки, заваленные всяким хламом — обломками повозок, разбитой утварью, оружием. Но, несмотря на разрушения, в городе чувствовалась жизнь — где-то раздавались крики, лязг металла, топот бегущих ног. Впереди, в туманной дымке, мелькали неясные тени, нарастал гул приближающегося сражения. Я шел, ощущая плечом тепло Веславы, слыша за спиной размеренные, тяжелые шаги Алеши.

Мы резко свернули за угол полуразрушенного дома, шум битвы обрушился на нас. Впереди высился высокий частокол, почерневший от времени и копоти, с часто вбитыми, заостренными кольями. За ним бушевало настоящее пекло: яростные, полные боли и отчаяния крики людей, пронзительный звон сталкивающихся клинков, утробный рев, в котором смешались ярость, страх и жажда крови. Я стиснул зубы до боли в скулах, чувствуя, как кровь начинает быстрее бежать по жилам.

Туман медленно поднимался, открывая все новые и новые детали разворачивающейся драмы. Частокол, преграждавший нам путь, становился все более отчетливым. За ним, в клубах пыли и дыма, кипела яростная схватка: неистовые крики, скрежет стали, глухие удары тел, предсмертные хрипы. Я, не отрывая взгляда, шел вперед, прижимая Веславу. Ее тонкие пальцы мертвой хваткой вцепились в мое плечо, но она не издавала ни звука — лишь тяжело, прерывисто дышала, упрямо глядя вперед, туда, где решалась судьба Новгорода. Мы неумолимо приближались к самому центру сражения.

Позади остались узкие, кривые улочки Новгорода. Мы смогли подняться на крепостную стену. Здесь не было никого, все были на стороне, где кипела битва.

Перед нами простиралось открытое поле, усеянное телами павших воинов, обломками щитов, сломанными копьями и стрелами, торчащими из земли. Я прищурился, напрягая зрение, пытаясь разглядеть хоть что-то в кровавом хаосе, царившем за частоколом. Там, в самом центре битвы, сражался Добрыня, мой верный соратник, моя правая рука. Его меч описывал смертоносные дуги, прорубая дорогу сквозь ряды врагов. Чуть поодаль я увидел Такшоня — он, стоя во весь рост, отдавал громкие, отрывистые приказы своим воинам, размахивая тяжелым мечом. Его алый плащ, развеваясь на ветру, придавал ему вид грозного полководца. А дальше, за спинами сражающихся, я заметил печенегов — степных кочевников, воинов хана Кури, которые, воспользовавшись сумятицей, атаковали наших воинов с тыла.

Я стиснул зубы с такой силой, что, казалось, они вот-вот раскрошатся. Ногти впились в ладони.

Держатся. Мои воины, несмотря на то, что враг окружил их со всех сторон, держатся. Но как долго они смогут продержаться? Я бросил быстрый взгляд на Веславу — ее лицо было мертвенно-бледным. Я опустил ее. Она пошатывалась, но схватилась за мое плечо.

— Добрыня жив, — прохрипела она, с трудом переводя дыхание, и указала рукой в сторону гущи сражения. — Я вижу его. Он… он еще сражается.

— И Такшонь, — добавил я. — Эти двое не

сдадутся, пока их ноги держат. Они будут биться до последнего вздоха.

Алеша хрипло хмыкнул, поудобнее перехватывая на плече тело Ратибора.

— Купцыовые гридни тоже не сдаются, княже, — пророкотал он своим низким, утробным голосом. — Половина города уже под нашим контролем. Если мы сумеем прорваться к Добрыне и Такшоню — Сфендославу не устоять. Мы его одолеем.

Я молча кивнул, соглашаясь с его словами.

Добрыня и Такшонь, сражающиеся в первых рядах, — наш крепкий, надежный щит, прикрывающий нас от вражеских ударов. А я тот, кто должен собрать воедино все имеющиеся силы, объединить их, направить и сокрушить Сфендослава, раз и навсегда положив конец его притязаниям на власть.

Я сделал шаг вперед, готовый ринуться в бой, но в этот самый момент появилась Вежа. Высокая, статная девушка с гордо поднятой головой. Ее рыжие волосы были убраны под богато украшенный кокошник. Плотное платье, расшитое золотыми нитями, облегало ее стройную фигуру, подчеркивая каждый изгиб. Ее холодные глаза смотрели на меня.

— Носитель рядом, — произнесла она. — Он здесь, совсем близко.

Я моргнул, пытаясь осмыслить ее слова, переварить полученную информацию. Носитель.

Сфендослав?

Я прищурился, напрягая зрение, вглядываясь в кровавое месиво, бушующее за частоколом, пытаясь разглядеть его среди сражающихся, но тщетно — вокруг были лишь тени, кровь, сверкающая сталь и клубы пыли.

— Где он? — прохрипел я, не сводя глаз с поля битвы, обращаясь скорее к самому себе, чем к Веже.

Она весело фыркнула.

— Ищи, княже, — бросила она, и в ее голосе прозвучала неприкрытая издевка. — Ты ведь хотел получить Новгород, хотел завладеть титулом Великого князя? Так действуй!

Глава 3

Мне тяжело объяснить свой импульсивный поступок — рвануть в гущу врагов. Может меня просто все достало, может я устал от всех этих проблем — не знаю. Я знал только, что есть враг, которого надо просто замочить.

Я мчусь по крепостной стене Новгорода, ноги гудят от ударов о камень, в ушах стоит гул битвы. Каменная кладка под сапогами скользкая, мокрая от крови и утренней росы. Я знаю, где может быть Сфендослав. По любому там, где самые красивые доспехи. Эти воины даже отсюда видны.

Впереди маячит фигура — новгородец, здоровяк в рваной кольчуге, сжимает топор. Глаза его горят злобой, но я не торможу. Рывок, шаг в сторону, и мой кулак врезается ему в висок. Он оседает, топор выскальзывает из его лап. Хватаю оружие — рукоять шершавая, тяжелая, еще теплая от чужой ладони. Не теряю ни мгновения: размах, удар — лезвие входит в шею врага, хруст кости, хрип, кровь брызжет на стену. Он валится, а я выдергиваю топор, ощущая, как пальцы липнут от горячей влаги.

Поворачиваюсь — второй топор валяется рядом, брошенный кем-то в спешке. Подхватываю его, теперь в каждой руке по оружию. Дыхание рвется из груди, сердце колотится. Впереди толпа врагов — варяги, новгородцы, кто-то орет команды, кто-то просто прет вперед с поднятыми мечами. Я не жду. Ноги несут меня в гущу, топоры в руках оживают. Удар справа — лезвие вонзается в плечо одного, рвет кольчугу, мясо, кость. Он падает, не успев крикнуть. Удар слева — другой получает по груди, ребра трещат, кровь заливает его бороду. Я шагаю через тела, не глядя вниз, глаза ищут следующую цель.